Почти никаких сдвигов в исследовании обозначенных проблем в течение последующих десятилетий, практически до конца 60-х гг. не наблюдалось. Постепенное возрождение интереса к явлению, без анализа которого развитие общественных, революционных процессов на Юге России и, прежде всего, в Украине было бы неполным, неисчерпывающим, произошло в ходе углубления изучения опыта 1917–1920 гг. на историко-партийном срезе[400]
.Со второй половины 80-х гг. усилия историков активизировались, приведя вскоре к существенному повышению качества труда[401]
. Особенно притягательной стала фигура «батьки Махно». Среди значительного ряда публикаций, в том числе документальных и мемуарных[402], особое место среди которых занимают воспоминания самого Н. И. Махно[403], нужно выделить прежде всего наследие В. Н. Волковинского[404]. Его отличает чрезвычайно глубокое знание всей источниковой базы касающейся проблемы, корректное, критическое оперирование ею, стремление добиться фактологической точности.В последние десятилетия появилось несколько интересных публицистических трудов В. А. Савченко, посвященных как отдельным повстанческим эпизодам[405]
, так и атаманам[406]. Одна из книг повествует о Н. И. Махно[407]. Хотя труды этого автора носят научно-популярный характер, ему удается вводить в оборот новые, неизвестные до того факты, благодаря которым, наряду с критическим использованием трудов предшественников, В. А. Савченко формирует свои подходы, отличающиеся оригинальным толкованием непростых явлений и процессов, небанальными оценками участников, руководителей повстанческого движения.Немалый вклад в исследование проблемы внесли российские ученые В. Я. Голованов и А. В. Шубин[408]
.Среди новейших публикаций привлекают внимание обстоятельностью научных трактовок главы из книги «История Новороссии», принадлежащие российскому историку В. В. Кондрашину. Его материалы отличает серьезный анализ с проникновением в специфику крестьянской жизни, быта, обычаев в сочетании с регионалистскими факторами. В итоге это дает более глубокое понимание причин, размаха и содержания повстанческо-махновского движения, как наиболее яркой, показательной слагаемой Гражданской войны[409]
.Наряду с собственно научными, правдивыми в своей основе выступлениями, к сожалению, приумножается вал публикаций, авторы которых в погоне за сенсационно-спекулятивным эффектом (здесь свой вклад делают и представители телевидения, кинематографии)[410]
эксплуатируют не истинное знание, а мифы, предлагая в результате схемы и оценки очень далекие от реального исторического опыта.Однако, при всем разнообразии мнений, выводов, оценок относительно сущности, исторической роли повстанчества и результатов его усилий, можно составить достаточно наглядные представления о движении в целом, о его тенденциях и особенностях.
На определенных этапах, решительно выступив против откровенных олицетворений старого мира, неприкрытой реакции (австро-германских оккупантов и антантских интервентов, гетманцев и белогвардейцев) повстанческие элементы (в том числе и в организованном виде – военными формациями) вливались в ряды социально радикальных лагерей.
Так, в первые месяцы 1919 г. достаточно показательным воплощением данной тенденции стал переход на сторону Красной армии целых объединений под руководством Н. И. Махно и Н. А. Григорьева, составлявших большую часть солдат и офицеров Заднепровской дивизии под командованием П. Е. Дыбенко.
Бесспорно, здесь проявлялись и симпатии значительной части крестьянства к концепциям, предлагавшимся большевиками, надежды на то, что только советская власть принесет желанное решение земельного вопроса.
При этом повстанческая масса (а еще больше – ее предводители), морально солидаризируясь с общими устремлениями к преодолению эксплуататорских моделей общественного устройства, при малейших разногласиях (а то и трудностях) готова была резко свернуть с пути, который прокладывался силами, олицетворявшими в то время социальный прогресс. Отсюда невероятные, труднопостижимые, на первый взгляд, шарахания, противоестественные компромиссы и союзы, затем неожиданные их разрывы и т. д.
Взяв в руки оружие для защиты своих интересов (на первом месте здесь, несомненно, был имущественный фактор), повстанцы не могли разорвать пуповину, удерживающую их при земле, на которой они родились, жили, работали. И, если даже обстоятельства заставляли их на короткое время удалиться от родных домов, они непременно искали возможность любой ценой вернуться обратно. Что творилось за пределами малой родины, их почти не беспокоило, хотя окружение практически всегда оставалось враждебным (по крайней мере, недружественным, потенциально малодружественным), обусловливая неотвратимое военное столкновение в ближайшей или дальнейшей перспективе. И трезвый анализ соотношения сил никак не мог внушать обнадеживающие ожидания будущего.