Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2

Таким образом, повстанчество, несмотря на его различную квалификацию, проявляло себя в разных лагерях, имея склонность к миграции между ними. При этом, пожалуй, наиболее оперативно и радикально отреагировали на его подъем советские государственные органы. Оценивая положение Украинского фронта, руководитель военного ведомства страны Советов Л. Д. Троцкий резюмировал: «Сейчас настал момент, когда нужно твердо и ясно сказать: от импровизированных повстанческих отрядов революция взяла все, что могла взять, далее эти отряды становятся не только опасными, но просто губительными для дела революции»[428]. А вскоре, как раз в разгар борьбы с Н. А. Григорьевым, в статье «Украинские уроки» председатель Реввоенсовета Советской России заявил с еще большей решимостью: «Период партизанщины затянулся на Украине. Именно поэтому ликвидация ее приобрела такой болезненный характер. Сейчас уже приходится применять раскаленное железо. Но эту работу надо выполнить. Надо покончить с авантюристами не на словах, а на деле»[429].

Совсем иначе вел себя С. В. Петлюра, который лишь после мятежей против него лично отдавал приказы об арестах бунтовщиков, продолжая потакать другим атаманам.

И если результатом политики большевиков, несмотря на все справедливые упреки в ее жестокости, было укрепление регулярной Красной армии, а с ней, естественно, и советской государственности, то расцвет атаманщины, наоборот, закрывал перспективу создания полноценного национального войска, дестабилизировал изнутри все государственное строение УНР.

Политика советской власти была рассчитана, конечно, не только на искоренение рецидивов партизанщины в рядах Красной армии. Она в еще большей степени была направлена против повстанческого движения, которое приобретало антигосударственный характер и квалифицировалось как «кулацкий бандитизм», «повстанческий бандитизм» и т. д. Это нашло свое воплощение в отношениях с Н. И. Махно.

Находясь в состоянии перманентных переговоров и соглашений с большевиками и командованием Красной армии (особые отношения сложились с П. Е. Дыбенко, как известно, склонного к авантюрным действиям), комдив Н. И. Махно смог утверждать свою власть в достаточно обширном районе, в котором располагались города – Александровск, Мелитополь, Бердянск. В последних доминировали большевики, что очень не нравилось махновцам, и шла постоянная скрытая борьба за влияние. Избранный II районным съездом Советов Военно-революционный Совет (в его состав вошли анархисты, левые эсеры, большевики и беспартийные) выполнял, по сути, правительственные функции[430]. На местах исполнительная власть сосредотачивалась в руках самоуправляющих Советов, которые в свою очередь подчинялись только военным властям.

Полновластными хозяевами на селе считались крестьяне – общинники. Помещики и колонисты были подавлены, изгнаны, а их земли разделены среди членов общин. Земля была объявлена собственностью народа, пользоваться ею имели право только крестьяне-труженики, которые не прибегали к наемному труду. Существенно были ограничены и кулацкие наделы, а их владельцы уравнены в имущественном отношении с другими крестьянами. Те, кто добивался при равных условиях сравнительно более высоких успехов, выдвигались в крестьянскую элиту и, как правило, избирались в руководство местных Советов.

Такая линия поведения, естественно, вошла в противоречие с большевистской политикой 1919 г., в частности с мерами по национализации земли, создания на базе бывших крупных владений колхозов, коммун и т. д. Махновцы в большинстве «втихую» саботировали требования советских властей, все больше конфликтовали с органами ЧК[431], хотя до поры до времени не прибегали к открытым выступлениям. Они еще пытались действовать согласно своему старому лозунгу: «Идти отдельно, бить вместе». «Военнокоммунистические» меры, особенно проведение продразверстки, ускорили конфронтационные тенденции, а сфера махновского влияния возросла до 5 уездов – Александровского, Бердянского, Мелитопольского, Мариупольского, Павлоградского, а также части Бахмутского, где народонаселение достигало 2,5 млн человек.