Приезд Зализняка в Брест-Литовск должен был держаться в секрете: 3 февраля в письме В. Охримовичу Василько отмечал: «Никто не знает, что Николай – в Бресте»[824]
. Василько переоценивал эффективность конспирации: уже 30 января польский политик В.Л. Яворский с возмущением записал в дневник, что австрийские власти «допустили в Брест человека Василько»[825]. 5 февраля буковинский политик сам приехал на место переговоров. Он поздравил представителей УНР с дипломатическим успехом, но в целом, по воспоминаниям Зализняка, вел себя сдержанно и не давал никаких советов. Украинские делегаты тоже встретили его прохладно, недовольные тем, что из австрийских украинцев в Брест-Литовск допустили только Василько[826]. Сами представители УНР хотели видеть на переговорах Е. Петрушевича. По словам главы делегации УНР А. Севрюка, они с коллегами первыми предложили Чернину позвать на переговоры представителей украинцев Австрии и тот сначала отказался, а потом предложил Василько. Севрюк ответил, что «законной австро-украинской делегацией» для них с коллегами может быть только УПП во главе с Петрушевичем, после чего «Чернин замолк и больше к этому вопросу не возвращался»[827].УПП не получало о ходе переговоров почти никакой информации, кроме официальных сообщений, и безуспешно настаивало на своем праве контролировать процесс828
. Поскольку формально это уже делал Василько, УПП оставалось довольствоваться «слухами из немецких кругов». Слухи были тревожными: то появлялись сведения, что делегаты УНР согласились на объединение Холмщины, Подляшья, Восточной Галиции и Буковины в автономную провинцию в составе Польского королевства829, то поступала информация, что в Брест-Литовске создана некая комиссия по украинским территориям. «Нам небезразлично, есть такая комиссия или нет, заседает ли в ней представитель Украины и что там говорится. Ведь это же касается нас и наших братьев», – нервничало «Українське слово»830.На переговорах Василько проявил немалую заинтересованность в заключении мирного договора и «говорил в гораздо более шовинистических тонах», чем ожидал Чернин[831]
. Когда в Киеве развернулись бои между частями УНР и Красной армией, и министр стал колебаться в вопросе подписания договора, Василько и Зализняк помогли украинским делегатам убедить его, что власть Рады удержалась и порядок в городе восстановлен. По словам Зализняка, Василько очень переживал, что подписание мира сорвется, «был бледный как полотно и дрожал всем телом»[832].9 февраля 1918 года в Брест-Литовске УНР и Центральные державы подписали мирный договор. Новость об этом вызвала у украинцев во Львове и Вене облегчение и энтузиазм: Центральные державы не только признавали УНР суверенным государством, но и передавали в состав республики Холмщину и Подляшье. То, что в договоре не упоминалась судьба Восточной Галиции, оставляло надежду на положительное разрешение ее судьбы в будущем. Украинские депутаты рейхсрата, по описанию корреспондента одной из польских газет, «с лучезарными лицами… кружили по кулуарам парламента, производя впечатление людей, которые внезапно и неожиданно получили наследство по воле наследодателя, которого вообще не знали»[833]
.11 февраля НК УНДП назвал Брестский мир «эпохальным актом». На следующий день во Львове прошла манифестация в поддержку мира. 20 февраля на заседании парламента К Левицкий от имени УПП заявил, что Вена «признала за украинским народом право самоопределения на его национальной территории», и тут же напомнил, что игнорирование требования раздела Галиции обратит взгляды галицийских украинцев в сторону УНР[834]
. Редактор газеты «Діло» В. Панейко заверял своих читателей, что будущее Австро-Венгрии гарантировано в долгосрочной перспективе и украинские земли империи останутся в ее составе, а с УНР монархия будет выстраивать добрососедские отношения. Создание украинской автономии, по мысли Панейко, должно было предотвратить возникновение ирреденты – в качестве примера он приводил Швейцарию, чьи франкоязычные жители не позволили бы Франции их «освобождать»[835].«Українське слово», чьи опасения относительно результата переговоров не оправдались, одобряло заключенный мир с оговоркой: «Великий момент вступления Украины в международную семью государств вызывает у нас, австро-венгерских украинцев, помимо огромного духовного подъема также и некоторые тревожные рефлексии… Между нами, галицкой землей и Украинской республикой, останется государственная граница. Мы останемся за пределами украинского государства, а значит, и той безопасности, которую дает нации собственное государство. И поэтому у нас, австрийских украинцев, вырывается с элементарной силой вопрос: что будет с нами, что будет с австрийской Украиной?»[836]