Революция в России давала украинцам Австро-Венгрии надежду не только на сближение с «братьями» из России, но и на завершение войны. Географ С. Рудницкий грезил о походах в горы: «Ох, кабы уже эта война закончилась, и человек мог снова взять молоток и компас в руки и рвануть в Карпаты!»[873]
Учитель из Перемышля М. Галань просил А. Барвинского посодействовать назначению его директором школы, рассуждая, что «война наверняка продолжаться не будет[,] закончится, поэтому теперь я бы хотел, чтобы можно было вместе с женой стабилизироваться»[874]. Однако война продолжалась, и все воодушевляющие галицийских и буковинцев украинцев события по ту сторону границы происходили без их участия, что влекло за собой, с одной стороны, «всеобщую апатию»[875], с другой – «большой подъем и надежды»[876]. «События за границей, деятельность нашего митрополита – подняли наш дух. В самом деле не верится, что все это правда…» – признавался глава одной из местных ячеек УНДП в письме Е. Олесницкому[877]. Украинец из Тернополя вспоминал, что в июле 1917 года, встречая войска Центральных держав, они уже не испытывали прежнего «австрийского патриотизма»: «На востоке, после революции, создавалась наша власть, и это мы видели своими глазами и пережили за последние пять месяцев; вырисовывались большие надежды, и наши симпатии склонялись к ним. Мы становились меньшими австрийцами и большими украинцами-соборниками»[878]. «Когда наступила революция в России и сокрушение царизма, мы оборачивали наши глаза больше на восток, к Киеву, а не к Вене», – свидетельствовал другой мемуарист[879].С воодушевлением на происходящее реагировали УСС. Утратив врага в лице царской России, многие стрельцы потеряли смысл сражаться в рядах австро-венгерской армии. 24 мая 1917 года на собрании офицеров УСС подавляющее большинство высказалось за немедленное расформирование легиона. Сторонники сохранения легиона обратились за поддержкой к политическому руководству, и 24 июля на совместном совещании членов УПП и УБУ в Вене формирование было решено не распускать с учетом его символического значения[880]
. Но многие видные деятели УСС отказывались от дальнейшего участия в жизни легиона. Среди них был и Р. Заклинский. 9 августа 1917 года он писал брату: «Меня заочно избрали в Центральную управу УСС (то же самое, что прежде „Боевая управа УСС“), но я сразу отказался, потому что не признаю смысла существования УСС»[881]. Боец УСС В. Киприян, поддерживая Заклинского, заверял его, что эту позицию разделяет «подавляющее большинство»[882].Как вспоминал один из бывших сечевиков, события на Поднепровской Украине «перерождали стрельцов, наполняли гордостью, делали их более чувствительными к пренебрежительной политике по отношению к нашему народу в Галиции»[883]
. Эти настроения подкреплялись слухами о невиданном размахе украинского движения в России. «Каждый украинец от простого солдата до высших генералов с таким воодушевлением горит работой. И такая сознательность среди них», – пересказывал один из стрельцов услышанное от жителей Черткова и Бучача[884]. К осени 1917 года настроения сечевиков, включая офицеров, стали, по словам одного из стрелецких командиров Дмитрия Палиева, «единодушно антиавстрийскими». Сам Палиев выступал за переход УСС через границу и их переподчинение Центральной Раде[885]. С конца 1917 года среди УСС фиксировались первые случаи массовых дезертирств. Только в феврале 1918 года ряды легиона самовольно покинули 60 стрельцов[886].