Укромный уголок

— Нет, спасибо. — Эмили отодвинула нетронутую еду и встала, проскрежетав стулом по плитам. — Отдохну немного, и все пройдет.

Поворачиваясь к лестнице, она подняла голову, и их взгляды встретились. В глазах Нины были тревога, боль, печаль… и что-то еще.

Решимость.

Глава сорок первая. Скотт

«Райанэйр»[59] нужно судить за жестокое обращение с людьми», — думал Скотт, ерзая на сиденье в салоне самолета. Он лично готов был подать иск.

Скотт то и дело хватался за телефон, нажимал по нескольку раз на значок вызова, подносил динамик к уху снова и снова, но ответа не было. «Черт возьми, Ив, ты где?!»

Он чувствовал себя курицей на птицефабрике, зажатой в одной клетке с множеством других зловонных и грязных пернатых. Сиденье было невыносимо узким, а подлокотники такие тоненькие, что, казалось, его руки упираются в лезвия бритвы. Туалет здесь был размером с отсек для ручной клади; в салоне — Скотт принюхался и скорчил гримасу — воняло ногами и едой, перегретой в микроволновке. Он обвел взглядом пассажиров — переругивающихся супругов и парочки, с довольным видом читающей бесплатные журналы. Похоже, только он здесь был шокирован полным отсутствием комфорта. И некоторые граждане проявляли куда больше внимания к его собственной персоне, чем к ужасающим условиям, в которых все они оказались на борту.

Надо признать, он выглядел здесь лишним в своем костюме от Тома Форда, сверкающих «ролексах» и «рейбанах». Но у него не было времени переодеться. Скотт сказал Верити, что возникло срочное дело, при этом его личный самолет стоял в ангаре на техосмотре, а билетов на ближайшие рейсы уже не было в продаже. Более того, никаких рейсов с полным обслуживанием не предвиделось до самого утра, и единственную возможность вылететь во Францию немедленно давали только бюджетные авиакомпании.

По счастью, Верити успела купить для него билет в последнюю секунду. Он примчался к стойке регистрации взмокший, взбудораженный и совершенно растерявшийся из-за отсутствия привычного VIP-обслуживания. Отстоял в очереди к воротам на посадку битый час среди толпы людей, навьюченных пластиковыми пакетами и дурацкими дорожными подушками для шеи. У него подскакивала температура с каждой минутой ожидания, и он никак не мог привести в порядок сердцебиение. Уже подумывал снять пиджак, но пиджак давал психологическую защиту от толпы, он был как доспехи. Солнцезащитные очки тоже немного помогали — неплохой сдерживающий барьер для тех, кому может приспичить завязать с тобой светскую беседу.

«Ну же, ну же, ну же, — вертелось в голове. — Что за задержка?» Он проторчал на площадке уже целую вечность.

Наконец самолет откатился от терминала, и несколько человек издали радостные возгласы. Скотт мысленно подсчитал время прибытия в «Керенсию». Он проведет в воздухе один час тридцать пять минут. Еще пятнадцать минут уйдет на высадку и паспортный контроль. Вещей у него с собой нет, так что не придется терять время у багажной карусели, однако возрастала вероятность, что добираться до участка из аэропорта ему придется самостоятельно.

Когда заработали двигатели и самолет покатился вперед, Скотт в очередной раз задался вопросом, как он дошел до жизни такой. Каким образом его угораздило превратиться из мужа, обожающего и боготворящего свою жену, в того, кто ее смертельно боится? Это была та самая женщина, в которую он когда-то влюбился, та самая красавица, сразившая его с первого взгляда, и вместе с тем это была уже не она, а кто-то другой — незнакомка, способная совершать немыслимые поступки.

Он и до свадьбы знал, что у нее есть психологические проблемы. Возможно, отчасти это его и привлекло. Нина была сломлена, но воспряла к жизни. Так старинные японские вазы повышаются в цене, когда их реставрируют, заполняя трещины золотом. Однако причины психологических проблем были туманны. Скотт пытался ее разговорить на эту тему, когда они только начали встречаться, но она ловко уклонялась от ответов. Из того, что ему все-таки удалось выведать, следовало, что у Нины сохранились болезненные воспоминания о прошлом и что она больше не общается со своей семьей. Он мог ее понять, как никто, и предпочел больше не докучать расспросами. Правда открылась, когда они уже были помолвлены и готовились к свадьбе. Не было у Нины никакой семьи. Она оказалась единственным ребенком матери-одиночки, а мать трагически погибла. После этого Нина кочевала из одной приемной семьи в другую, выросла наконец и нашла свое место в жизни — устроилась на работу, накопила денег, а на свой двадцать третий день рождения отправилась в кругосветное путешествие и никогда не оглядывалась назад.

Скотт тогда решил, что станет для нее всем. Она больше не останется одна. Он покупал ей дорогую одежду, во-зил ее в дорогих машинах, и мало-помалу Нина оттаяла. Трещины затянулись золотом. Она снова стала нормальной. Добро пожаловать в жизнь, прекрасная леди!

Ему и в голову никогда не приходило, что этого может быть недостаточно. Что все гораздо серьезней.