Укромный уголок

Он бежит вверх по ступенькам, как дурак, улыбаясь стенам, солнечным лучам, льющимся в окно, ставням и потолку. «Керенсия» — именно то, о чем он мечтал, и даже больше. Здесь они возродятся к жизни, начнут все заново.

— Иди сюда! — Крик Нины отдается эхом, будто она зовет его из огромной пещеры.

Скотт выскакивает на площадку второго этажа. Дверь в дальнем конце коридора открывается, словно во сне; за ней светлая, наполненная солнцем комната, а в комнате — Нина, ангельски прекрасная.

Но она не одна.

Рядом с Ниной сидит ребенок. Маленькая рыжеволосая девочка с сердитым румянцем на пухлых щечках и с перепуганными глазами. Девочка, которую Скотт никогда в жизни не видел, сидит там, окруженная игрушками и книгами.

Он замирает на пороге. Нина и девочка одновременно поворачивают головы к нему.

— А вот и папочка! — кричит Нина так радостно, что девочка тоже расплывается в улыбке.

Две белозубые улыбки адресованы ему. Перед ним два одинаково счастливых лица.

— Аврелия, — говорит Нина, — иди обними папочку.

Скотт отвел глаза от затылка таксиста и уставился в окно. Уже начинало темнеть. Он взглянул на часы — почти половина девятого вечера — и со вздохом побарабанил пальцами по сиденью. Надо было надеть кроссовки вместо этих жестких кожаных «оксфордов». Впереди долгий путь пешком.

* * *

Час спустя Скотт уже внимательно вглядывался сквозь стекло машины, выискивая участки дороги, которые могли послужить ориентирами. Он не привык отслеживать здесь нужные повороты, поскольку всего один раз добирался от аэропорта самостоятельно, и это было три года назад. В остальное время его встречал Ив и довозил до двери.

Показался огромный расщепленный дуб, за ним второй, тоже полусгнивший и черный, но с двумя круглыми наростами над узким разломом — как будто два глаза и нос. Когда-то Скотт мысленно окрестил его стражником, стерегущим зарытые в землю сокровища, и с тех пор каждый раз приветствовал кивком, как верного слугу. Но сегодня дуб был похож скорее на ангела смерти.

— Остановите здесь, — велел Скотт.

Таксист удивленно покосился на него в зеркало и сбросил скорость, вглядываясь в сумрак.

— Mais il n’y a rien ici[61].

— Я сказал — остановите.

Таксист, включив правый поворотник, свернул на обочину. С первого взгляда действительно казалось, что здесь ничего нет — только черная лента дороги и стена деревьев по обеим ее сторонам. Но таксист ошибался. Здесь было всё.

Скотт бросил стопку купюр на переднее пассажирское сиденье и открыл дверцу. Его сразу окутал душный влажный воздух, наполнив легкие болезненно знакомым запахом сосновых шишек и морской соли.

Глава сорок четвертая. Эмили

Воздух был теплый, густой от влаги, но песок на подъездной дороге казался холодным под ступнями Эмили. Хлопчатобумажную пляжную сумку она держала за ремешок, и та хлопала ее по бедру при каждом шаге.

Чуть раньше, перестав плакать, девушка опять разозлилась. Она никому не позволит запереть себя в «Керенсии» вопреки собственной воле. И пусть Нина забрала ее телефон и паспорт — ее это не остановит. Так или иначе, она найдет дорогу домой.

Эмили планировала прокрасться по периметру участка тихо и незаметно, как вор, до самых ворот. Но сильных дождей не было несколько недель, и землю под деревьями укрывали сухие листья, трава тоже засохла — ее услышат. А судя по тому, что свет на втором этаже семейного особняка не зажигался, Нина к себе в спальню не поднималась — наверное, сидела сейчас в потайной комнате, перебирая пальцами, как злодеи из фильмов о Джеймсе Бонде.

Нет, решила Эмили, лучше она пойдет прямо по подъездной дороге и посмотрит, что случится дальше. Возможно, взвоет сирена тревоги, или она споткнется о протянутую над песком колючую проволоку. А если ничего не случится — отлично, тогда она доберется до ворот гораздо быстрее. Хотя, возможно, они опять обесточены — дошло вдруг до нее. Остается надеяться, что Нина обнаружит ее отсутствие только утром.