Укромный уголок

«Где она, где же?..» Девушка поискала под вешалкой, на полу у входной двери и даже на крыльце. Может, она взяла сумку, когда поднималась в спальню? Нет, совершенно точно бросила ее здесь, на первом этаже. Наконец сумка нашлась в гостиной — висела там на спинке стула. Эмили порылась в сумке, не смогла нащупать ключи и вытряхнула все содержимое на стол.

У нее отвисла челюсть. На блестящей столешнице из полированного дуба лежали маленький кошелек для мелочи, несколько выпавших из него монеток, блеск для губ, старый список покупок, розовое пластмассовое колечко, подаренное ей Аврелией, кредитная карточка Скотта… и больше ничего.

Вернувшись в спальню, Эмили схватила стул и поставила его так, чтобы спинка подпирала дверную ручку.

Нина забрала ее ключи от внедорожника и ворот. Наверно, теперь носит их на шее. Как надзирательница в тюрьме.

«Фиг тебе, — подумала Эмили, стараясь себя приободрить. — Я не намерена сидеть взаперти. Я не беззащитная дошкольница, меня ты похитить не сможешь. Что ж, на машине уехать отсюда на получится. Отлично. Без проблем. Изменим план». Она приняла решение уйти пешком.

Переодевшись в джинсовые шорты и футболку, девушка посмотрела на часы. Окончательно стемнеет часа через три с половиной. Тогда Нина отправится спать. А пока можно собрать вещи. «Телефон! — щелкнула пальцами Эмили. — Не забудь его опять, черт побери!» Открыв дверцы платяного шкафа, она встала на цыпочки и пошарила на верхней полке. Сбросила оттуда одежду и снова ощупала голые доски.

В груди сгустился холод и распространился оттуда по всему телу. Эмили бросилась к стулу, выдернула его из-под дверной ручки и поставила к шкафу. Встала ногами на сиденье, выпрямилась. Верхняя полка была пуста. Ее мобильный телефон исчез.

Тогда Эмили, спрыгнув со стула, подбежала к комоду, вытащила средний ящик, переворошила в нем старые бумажки, квитанции, британские банковские карты, уже зная, чего там точно нет. Там не было ее паспорта. Он тоже исчез.

Девушка сделала несколько шагов по спальне, схватившись руками за голову, словно боялась и ее потерять. За окном стрекотали цикады. Заходящее солнце подсветило оранжевым сиянием самые высокие сосны, превратив их в огромные свечки на торте в честь дня рождения. Небо было еще светлое, но охранное освещение уже зажглось — лучи прожекторов прочесывали заросли, разгоняя мельчайшие тени. Послание было ясное: «Я тебя вижу».

Эмили, прижавшись лбом к оконной раме, перестала сдерживать слезы.

— В гостях хорошо, а дома лучше, — прошептала она. — В гостях хорошо, а дома…

Глава сорок третья. Скотт

Таксист — усталого вида мужчина лет сорока, с мешками под глазами и глубокими складками по бокам рта — был явно недоволен, когда Скотт постучал в стекло его машины и сказал, что ему нужно добраться до места в двух часах езды дальше по побережью. Таксист не подобрел, даже когда Скотт помахал перед ним толстой пачкой наличных, но все же согласился отвезти. Наверное, у водилы уже закончился рабочий день и он рвался домой, к жене и детям. Скотт представил себе, как этот человек распахивает входную дверь после долгого трудового дня за рулем, сбрасывает ботинки, падает на диван и обнимает загрустившую без него жену. Потом он, должно быть, с хрустом откроет банку пива и посмотрит новую серию своего любимого детективного сериала, а затем поднимется по скрипящим ступенькам на второй этаж и, прежде чем завалиться в постель, осторожно подкрадется к детской и заглянет проверить, заснули уже его малыши или нет.

Взгляд Скотта мог бы прожечь дыру в бритом затылке таксиста.

Воспоминания подкрались, как всегда, незаметно и неожиданно, как змея. Эта змея проскользнула ему под кожу, обвилась вокруг сердца и медленно сдавила.

Он въезжает в ворота «Керенсии», и в душе пробуждается надежда, которая, как ему казалось, уже умерла. Из густой листвы выныривают два дома, зыбкие, как миражи. Он входит в семейный особняк и зовет жену. Ему отчаянно хочется ее увидеть. Эти несколько дней в Лондоне он был как на иголках, но в посланиях от Нины читался позитивный настрой. Казалось даже, она счастлива. Путешествие на машине прошло отлично, базилика в Марселе великолепна. И теперь он сам ликовал, как альпинист, покоривший самую высокую гору.

— Нина!