Укромный уголок

Аврелия ерзала на кресле и вертелась до тех пор, пока не устроилась под мышкой у Эмили со всем удобством, потом взяла ее за руку и переплела пальцы. Эмили заулыбалась, подумав, как здорово, наверное, когда у тебя есть брат или сестра. Можно вместе объедаться конфетами по ночам, поверять друг другу тайны… «Сестренка», — мысленно сказала она, уютнее прижимая девочку к себе. А спустя некоторое время окликнула ее вслух:

— Эй, ты умеешь разговаривать?

Аврелия, вполне ожидаемо, не ответила.

— Ты можешь произнести свое имя? А можешь сказать «Эмили»?

Молчание.

Эмили посмотрела вниз, на бледные коленки Аврелии. Раньше она не замечала, что у девочки так много веснушек — целая россыпь медовых звездочек.

Шли минуты. Эмили и Аврелия сидели в приятной дремотной тишине; голова к голове, взявшись за руки, рассматривали потолок, дышали в едином ритме, подобном прибою, пока их веки не смежились сами собой, когда под потолком закружились огоньки волшебных фонарей и воздух наполнился светлячками и феями.

* * *

Эмили открыла глаза. Во рту пересохло после долгого сна.

Она заполошно огляделась — та же игровая комната, но Аврелии рядом нет. Девушка привстала, облокотившись на кресло, и попыталась унять бешеное сердцебиение.

Рисунок теней на стенах изменился; свет, льющийся в окно, стал золотисто-оранжевым. Сколько часов она проспала? Никаких признаков того, что Нина вернулась и заглядывала в эту комнату, не было. В доме стояла тишина — ни звука с кухни или из гостиной, — тем не менее Эмили почему-то казалось, что за ней наблюдают.

Она изо всех сил напрягала слух, но не различила даже шороха и принялась разглядывать качающиеся пятна света над головой и рисунки в рамках. Там были собачки и кошечки, феи и ведьмы. Среди них висели таблица умножения, постер со схемой Солнечной системы, мультяшный мишка с надписью «Медвежьи объятия».

И вдруг с ослепительной ясностью Эмили поняла, что именно казалось ей странным в этом доме. Здесь не было фотографий. Ни одной. Ни семейных сборищ, ни первых шагов Аврелии, ни кормления животных в зоопарке. Ни измазанных мороженым счастливых мордашек, ни тортов со свечками, ни гонки на трехколесном велосипеде. И свадебной фотографии супругов Денни тоже не было. «Нина не любит публичность, так что, возможно, это ей тоже не нравится, но хоть несколько памятных снимков должно же быть в доме — в разных комнатах, особенно в спальне», — подумала Эмили. Однако если не считать рисунков в игровой и картин в гостиной, стены в этом доме были голые. Множество квадратных метров пустого пространства.

Липкими пальцами я касаюсь своей щеки. На коже отпечатались ворсинки бледно-розового коврика, волокна попали на язык. Должно быть, я пролежала на полу довольно долго.

Я вытягиваю руку — она кажется хлипкой и полой, как будто это не рука, а бесполезный лоскут кожи. Перекатившись, слышу хруст стекла, и мне в спину упирается деревянная рамка.

Комната опрокинулась набок. Обстановка издевается надо мной: бумажные плафоны тянутся из стены, как бобовые стебли; детская кроватка свисает с потолка. Мягкие игрушки тонут в облаке пуха.

В сторону игрушек расползается лужа крови — черное озеро, несущее на своих волнах стеклянную бутылку с посланием внутри. «Осторожно! — говорю я желтому плюшевому мишке. — Не утони!» — и пытаюсь его спасти, но он слишком далеко.

Я моргаю — и кровавое озеро исчезает.

Глава тридцать четвертая. Эмили

После того случая с осой ничего особенного так и не произошло. Вообще ничего. Уже во второй раз Эмили удалось побывать в семейном особняке и ускользнуть оттуда незамеченной. С Аврелией все было в полном порядке.

Смутные подозрения, зародившиеся у Эмили, росли и крепли. Она поймала себя на том, что стала более внимательно наблюдать за девочкой. В «плохие» дни, когда предполагалось, что Аврелия «отдыхает», Эмили видела, как она бегает вокруг семейного особняка, сидит в игровой комнате или прыгает на диване в гостиной. Начав слежку, Эмили обнаружила, что девочка принимает какое-то немыслимое количество таблеток.