Укрощение дьявола

— Но все это бред! На до мной все черти смеются. Как будто мне мало ее насмешек. Я не собираюсь это терпеть! Она навязывает мне тот образ жизни, который нравится ей, что можно объяснить только моей слабостью. Постепенно, шаг за шагом, она осуществляет свой план.

— Славная женщина эта Сара, обо все заботиться! Она по-своему любит тебя.

— Мне осточертела вся эта возня в моем доме. Я хочу спокойствия!

— Присутствие женщины всегда предполагает ее тиранию или анархию.

— Не знаю, анархия или нет, только я считаю, что не должно быть так. Вот поэтому я и пришел к тебе за советом.

— Дорогой Вельзевул, твоя затея провалилась.

— Благодарю за информацию, но мне это уже известно. Я вышел на балкон по другой причине. Я не хочу больше видеть ее. Я стал легко возбудимым, нервным, я нахожусь в состоянии умственного бессилия! Другой на моем месте покончил бы с собой, а я… Я бессмертный.

— Но бессмертными становятся, как известно, только после смерти.

— Тогда о своей долгой жизни я буду думать как о курьезном факте. Мне три тысячи лет, но я не чувствую себя старым, хотя и начал уже лысеть.

— Я вижу, как проходит твоя жизнь. Советую тебе после легкого завтрака выходить на прогулку. У тебя неврастения. Все очень просто — слушай музыку, ешь больше овощей и фруктов.

— Очень странно слышать твой совет в насмешке.

— Вот это, я считаю ошибочным мнением.

Вельзевул не теряется. Он возражает:

— Я жалуюсь тебе на женщину, которая превратила мою жизнь в ад, а ты советуешь мне есть больше фруктов! Как избавиться от нее? Мне так надоело видеть ее. Она здесь, она там, она везде.

— Ты злишься, негодуешь против нее, ворчишь, преувеличиваешь ее недостатки. А ты пытался понять Сару, не по внутреннему побуждению, а в силу полемической необходимости? Ты дал ей шанс проявить себя? Нет. Ты любишь себя и собственную красивую жизнь.

— Не могу поверить, что ты занял сторону Сары!

— Я люблю человека, в котором вижу кипение творческой энергии. И потом, я не могу не испытывать жалость, ведь времени в распоряжении у людей до ужаса мало. Тебе не нравится считать себя жертвой женских интриг, поэтому, позволь вежливо заметить, — ты и осуждаешь ее намерения.

— О! — простонал Вельзевул. — Похоже на правду. Выходит, я сам не знаю, что мог бы извлечь из ее головы.

— Ты рожден очень давно…

— И все еще живу. Не будь я так стар, все бы начал с начала.

— Забудь. Сейчас ты принадлежишь своему времени. Ты все никак не можешь понять, что нельзя путать свою душу с душой человеческой, ибо она полна глубокого уныния. Твоя усталость сделалась невыносимой. Ты слепой. Я имею ввиду, твою склонность к прошлой жизни, если будешь цепляться за прошлое, тогда горе твоему настоящему.

Вельзевул слушал его потрясенный.

— Это серьезно? — воскликнул он. — Какое странное представление обо мне!

— Говорю тебе, живи современной жизнью.

— Я бы мог, если бы принадлежал к этому миру. Что есть мое существование, как не имитация жизни!

— Но ты участвуешь в ней.

— Еще бы! Меня тошнит от современной нравственной распущенности.

— Ты прикрываешься идеализмом как щитом, чтобы мучить людей.

— Всегда рад! Я мучаю только посредственностей — они уродуют красоту в искусстве. Я дьявол, могу себе это позволить.

— Ты дьявол со старомодными понятиями в этом веке.

— Ненавижу педантов от искусства и бездарностей, которые утверждают свой вкус.

— А как же Сара? Ты заставишь ее страдать?

— А почему бы и нет!

— Ты предложил ей контракт на предстоящие испытания?

— Не было никакого контракта. Мы закрепили договор простым рукопожатием. Я не могу ее выгнать, пока в силе остается ее условие.

— Ты очень терпелив. Терпение — это искусство выглядеть благородно. Поверь мне, Сара свое не отдаст.

— Я тоже в этом не сомневаюсь. Прошу тебя, успокой ее. Иначе, ее успокою я сам. Помнишь, ты говорил: «Пожалеешь человека — себя накажешь». Так и вышло.