Укрощение дьявола

Наступила четвертая ночь изгнания. Днем она мало двигалась, и куда вообще идти, когда находишься на диком острове, где нет ни людей, ни следов их древнего присутствия. Сара нашла идеальное место для существования — обрыв берега, с края вниз опускались длинные корни усохшего дерева, они расходились в противоположные стороны и своим расположением удачно подходили для того, чтобы привязать к ним концы платьев и тем самым обеспечить себе крышу и тень от солнца. Беря одну вещь за другой и связывая их между собой, она думала: «Какой бренд! Какой покрой!» На землю бросила темно-синий пиджак с золотыми пуговицами от Шанель. Она ненавидела этот вульгарный бренд, но пиджак все же купила, он был приталенный и хорошо на ней сидел. Внизу обрыва имелось углубление, достаточно вместительное, чтобы можно было спрятаться от дождя. Как обычно она бродила по лесу в поисках пищи, не уходя слишком далеко от берега. В середине дня она поймала странное существо, это был рак-отшельник, она размозжила его камнем, но проглотить не смогла, ее чуть не вырвало, таким сильным был приступ тошноты. Не все было так плохо, вчера она пообедала рыбой. Вкус у нее был отвратительный, поэтому Сара глотала куски, не пережевывая. На десерт были водоросли. Вполне даже съедобные. Сара собрала этих водорослей достаточное количество, женщина сообразительная, она разложила их все на камнях, предполагая, что высушенные они будут более пригодны для еды. И теперь она питалась исключительно одними водорослями. Она ругала себя за то, что выбросила зеркало. В нем не было нужды, пока она не насытилась рыбой. Замещением чувства голода, который изнуряет наши силы и укрощает дух, была потребность увидеть свое лицо. Не в нашей власти превозмочь природу. А пока это остается так, наше настроение всегда будет находиться в прямой зависимости от того, что мы съели. Она знала, что у рыбаков и их жен как правило грубые и обветренные лица. После обеда рыбой она возымела неуемное желание узнать, как она вообще выглядит и стала щупать свое лицо. Кожа показалась ей грубой и обветренной. Недолго думая, она решила, что завтра сделает на лицо маску из водорослей. Волосы! Черт с ними! Расческу она потеряла. Весьма аккуратная во всем, что касается ухода за телом, она превратилась в опустившуюся, неряшливую женщину с растрепанными волосами, ставшими тяжелыми от пыли и влажного соленого воздуха. То, что Вельзевул в идиллическом тоне говорил ей о райской природе далеких островов, подошло бы при известных условиях. Она так старалась быть привлекательной и вот здесь обрела свой окончательный вид. С чего это вдруг ее стала заботить собственная внешность? Может внутри нее зрела надежда? Очень может быть, что это и так. Как бы там ни было Сара приободрилась настолько, что пропела мелодию «рисовой арии» Россини. “Di tanti palpiti…” начиналась она, а в речитативе была такой: «После тревожных дней, полных страданий, жду я милого моего». Но это, между прочим. Итак, в воде недостатка не было, рядом из-под камней проистекал ручей. Из своего горького опыта Сара сделала вывод, что чувство голода притупляется, если пить много воды. Сара пошла еще дальше, она принесла из леса желтые цветы и стала употреблять их в пищу, запивая водой. Получалось, что она ела и пила одновременно, не принуждая себя ни к тому, ни к другому. От цветов было мало пользы, есть она все равно хотела постоянно. С этим неприятным чувством она прожила и этот, напомню, четвертый день. Опять ночь. Лунная, тихая, сказочная в своей отрешенной красоте. Сара находилась на берегу красивой лагуны. Вдаль тянулся белой лентой берег, над ним там и тут склонились на длинных тонких стволах пальмы. Их длинные похожие на веер ветви шелестели на ветру, а прозрачные тени от них так хорошо ложились на мягкий песок. В лунную ночь этот вид изумлял своей выразительностью, да и вообще было в нем что-то волшебное, так всегда это чувствуешь, особенно когда вокруг все дышит покоем. Только здесь безмятежность была исполнена постоянства, которое имело свои истоки и только здесь, где легко забываешь о времени, было так много ее проявлений. Сара смотрит на необъятное небо и немного удивляется тому, что раньше не обращала на него особого внимания; она выбилась из сил, но не спешит ложиться спать, — она не устает смотреть на открытое море, на блики лунного света, которые скользят и сливаются на поверхности волн, а когда не видит их, — взгляд ее погружен в темноту — она слышит, как с мерным, нарастающим шумом они накатываются на берег. Одна оставшаяся была растеряна, — да мало сказать растеряна, она просто ошеломлена, — когда, проникнув мыслью в бесконечность, ощутила страх перед бездной. Вся ее жизнь была всего лишь отражением на воде, она не нужна никому, даже собственному брату, чью жизнь она старалась улучшить, она в себе не уверена, еще того менее — что Вилли встретит ее радостно, когда она вернется к нему. Ее родители, единственные люди на земле, которых она любила, умерли раньше времени, мысль о том, что ее ждет вечная разлука с ними была невыносимой, нет никаких доказательств того, что смерть уничтожает только тело, а душу не трогает. Сара содрогнулась от ужаса, что ее жизни скоро придет конец. Нет, это невозможно! Ее мытарства не предусмотрены соглашением. Она никак не может стать фигурой трагической, так как все истории, которые начинаются в рождество, имеют счастливый конец. Все, что окружает ее и все, что она угадывает вдали, объединяется на этом острове в гармонию. Гармония эта чистая и всеобъемлющая, но какая злая сила обретается в ней!