Укрощение красного коня

— Саня, привет. Кукуешь там? Найди мне Нефедова, будь другом? Ага, прямо сейчас. Нет его там. Только что сменился. Далеко не ушел. Или в столовке лопает, или черта в ступе толчет, или… — Он подумал: «В машбюро глазки девочкам строит». Но это так трудно было себе представить: Нефедов — и глазки, что Зайцев просто кашлянул. — Короче, перехвати на выходе, а? Да, ко мне прямо отправь. Я у себя, да.

Нажал рычаг. Набрал короткий внутренний номер.

— Хася Борисовна, а моему сотруднику бронь проездную ведь уже оформили, верно? Вот спасибо. А карточки? Вот спасибо. Конечно, ожидал! Просто спросил. Забрал уже? Нет‑нет, все в порядке. Мы просто разминулись. Ага. И вам.

Что это они все заладили — удачи да удачи.

Он нажал на рычаг.

Где только этого чертова Нефедова носит в коридорах? Ладно. И в распределитель вдвоем пилить веселее. Зайцев терпеть не мог эти заведения. И что еще за распределитель такой — где «Елисеевский», но со стороны радио? О таком ему слышать не приходилось.

Он обернулся, чтобы поставить аппарат обратно на стол.

Соколова так и сидела, выпрямившись. Ноги вместе. Руки сложены, показывая кругленькие пуговички на манжетах. Потеки рвоты на блузке она, видимо, уже успела оттереть платочком. Выражение на лице: готовность.

Зайцев рассвирепел. Не в его правилах было кричать на женщин. Даже некрасивых. Даже активисток. Он перевел дух.

— Товарищ. Соколова.

Она засуетилась. Заелозила: тесная юбка мешала ей просунуть руку в карман.

— Я… Товарищ Зайцев… Вы не подумайте… У меня все есть… Вы не подумайте… Я получила…

Она вытаскивала и клала на стол какие‑то бумажки, слегка помявшиеся в кармане. Лиловели печати.

— Вот. И бронь. И карточки. Я все получила. Меня товарищ Коптельцев ввел в курс. Вы не беспокойтесь. Я не больная. Мне уже хорошо. Я себя прекрасно чувствую. Великолепно. У меня вообще железное здоровье. Вот прямо же‑лез‑но‑е.

— Какая бронь?

Круглые честные глаза были ему ответом.

— До Новочеркасска. Туда и обратно. Меня выделили. Комячейка ваша тоже одобрила. Я ваш дополнительный сотрудник.

Она неправильно поняла выражение на зайцевском лице. И поправилась:

— Сотрудница.

* * *

На кухне на этот раз горел свет. Зайцев остановился, облокотился на косяк.

Матрена развешивала выстиранное. Он узнал свои вещи: на веревке уже повисли зайцевская рубаха, тщательно составленные в пары носки, всякая дребедень. Остальное было чужим. Белело расправленное на веревке полотенце, богато вышитое красными нитками. «Матреша шила — птичка пела», — прочел он. А рядом — детские штанишки.

Женщина разогнула спину. Обернулась. Пугливый взгляд — ожидающий взгляд.

— А мы с Катериной стирку это… по очереди.

Они обе страшно беспокоились, что тощее зайцевское хозяйство давало им мало работы.

— Вот спасибо, — постарался приветливо выговорить Зайцев, давя зевок. — Очень стирка кстати. Мне все чистое нужно будет завтра с собой взять.

В глазах у Матрены заметалась паника.

— Катерина постирала. А я сполоснула. — Она медленно обтирала руки передником, руки дрожали. — А надолго едете‑то? — Лицо ее стало совсем жалким. — Работы не будет, стало быть?

— Матрена, послушайте. Я не знаю, что у вас с Пашей за дела. И у Катерины тоже. И даже не спрашиваю. А только вот что я скажу. Если вы от мужа прячетесь, муж вас лупит, или ребенка смертным боем бьет, или пьет, или еще делом каким таким для милиции интересным промышляет, то бояться вам нечего. А надо заявить. Это вам не старые времена. Управу на него быстро найдем.

Лицо ее исказилось. Она покачала головой.

— Не бьет. Нету мужа, — выдавила она и посмотрела отчаянно. — Мне только бы работа чтобы, угол чтобы… Кормить. Не гоните! Христа ради.

Зайцев не нашелся с ответом.

— Никто вас не гонит. С чего вы… Я просто остановился по дороге в комнату. Красивое полотенце. Я имел в виду… Вышивка, — показал он.

Матрена бросилась к нему. Схватила за руку. И Зайцев готов был поклясться: она собиралась бухнуться на колени и тянула его руку к губам.

— Вы что, офонарели, Матрена? Что еще за рабовладельческий строй? А ну вставайте!

— Спасибо, — шепотом вскрикивала она. — Спасибо.

Глава 7

— Чумадан? — переспросил сосед Колпаков. Сдвинул кепку на затылок, показал седые брови и удивленно наморщенный лоб. — Ты куда это намылился?

— Командировка, — неопределенно буркнул Зайцев.

— Ишь ты. Куда? — но спохватился: вопрос лишний. — А чумадана‑то у меня и нет! — поспешил ответить он. — Откудова чумадану‑то быть? Всю жизнь дальше Охты не выезжал. Да я и с Охты бы не выезжал, если бы меня сюда советская власть не засунула. Мол, пожалуйста, где жил буржуй, теперь простой токарь живет. Только что мне с того?

Что — известно: теперь простому токарю приходилось каждый день трехать на завод и с завода через весь город.

Колпаков поскреб небритый подбородок.

— Ты это, у Нинки спроси, — посоветовал он. — Стукнись в комнату. Вроде она со службы притащилась уже.

Но и у Нинки чемодана не было.

— Откуда? Когда мне по курортам таскаться‑то? Ты стукнись к Павловым.