Укрощение красного коня

И Крачкин исчез за дверью, как Петрушка за ширмой. Так же внезапно, как появился.

Зайцев быстро встал, рванул крачкинскую папку со стола.

— А?.. — Развернулась всем телом Соколова ему вслед.

* * *

— И оболочка от снаряда.

Нефедов слушал со своим обычным сонным, совиным видом. От голенькой тусклой желтоватой лампочки, от низких потолков Зайцеву самому сразу захотелось спать. Как он тут работает?

— Какая‑то странная улика, — пробормотал Нефедов.

— Потому что не улика. Все, что она доказывает, так это что в ККУКСе химоружие тоже проходят. Ну так это и расписание занятий, и учебный план докажут. Без всяких вещдоков.

— А техники что сказали?

— Ничего пока. Вернее, не знаю. Но вид у нее был такой, что палили этим снарядом точно лет пятнадцать назад. Если вообще палили. Может, он сразу начал жизнь свою боевую в качестве учебного пособия.

— Типа скелета в анатомичке?

— Типа того.

— Значит, не улика.

— Или, Нефедов, улика, — продолжал вслух думать Зайцев. — Если мне эту оболочку специально подкинули. Я когда их насчет гражданина Жемчужного расспрашивал, они же знали, что завтра их тут духу не будет и след простынет. Они же уже барахло все свое до последней нитки вынесли практически. Мне лапшу на уши вешали, разговоры разговаривали, а у самих чемоданчики уже… Или что там в кавалерии.

— Зачем?

— То‑то и оно. — Зайцев облокотился на низкую деревянную стойку, отполированную множеством локтей. — То‑то и оно, Нефедов. Я и сам спрашиваю. Кто? И зачем? То ли со следа сбить. То ли на него, наоборот, навести. Ясно только, что человечек этот что‑то такое знал. И не только слово «фосген». Но только как этот предполагаемый он, если такой вообще был, конечно, как он мог рассчитывать, что колба эта именно мне в руки попадет? Дворник мог запросто ее выбросить, не заметить — я мог ее не заметить!.. Ладно. Это вопрос уже второй. Если не третий. Давай вернемся к первому.

Нефедов молча кивнул. Скрылся в глубине, среди полок. И уже оттуда спросил:

— А товарищ эта, у вас в кабинете — это кто?

— Хрен ее знает. Комактив, наверное. Или машинистка.

— Зачем еще?

— Вот плевать, честное слово. Не важно.

— Она что, так и сидит там?

— Надеюсь, уже нет. Посидела, поблевала, надоело — ушла.

— А чего блевала?

— А то ты столовку нашу не знаешь.

— Симпатичная?

— Столовка?

— Машинистка.

— Нефедов, ты чего? В окно повеяло весною?

— Так.

Зайцев честно задумался. Ему стыдно было себе признаться, но самому ему нравились совсем не такие, а красивые и женственные. Уродом товарищ машинистка тоже не была: глаза на месте, рот на месте, нос один.

— Не знаю, Нефедов, — искренне сознался он. — Освобожденная советская работница. При службе. Самостоятельная. Активная. Общественница. Что еще?.. Член ряда кружков. Наверняка. На вид обычная. Баба как баба. Девушка то есть. Мне только все время кажется, когда я таких вижу, что мужской половине населения об этом освобождении сообщить забыли.

Он вдруг осекся. Вспомнил Петрову, потерпевшую.

Нефедов запинки не заметил.

— А вы какого года рождения, подскажите?

— Но‑но, Нефедов! Салют.

* * *

Но на подступах к кабинету Коптельцева его остановила секретарь.

— Товарищ Зайцев. А я вас ищу.

Это было совсем не кстати. Нетерпение жгло Зайцеву подошвы.

Секретарь носила мужское пенсне, коротко стригла седые волосы и говорила «э» вместо «е», но Зайцев все равно сказал:

— Мне приятно, честное слово. Я весь ваш.

Та вспыхнула. Но прижав к груди ворох бумажек, принялась в нем выискивать нужное жемчужное зерно, чуть шевеля губами.

— Насчет карточек! Вы решайте мне прямо сейчас — вопрос безотлагательный, я и так с ним запыхалась: открепляться здесь и там прикрепиться? Или не открепляться, а здесь получить продукты вперед?

Она сказала «вперод».

— «Вперод», — машинально повторил Зайцев. Он не понял ничего, мысли его сразу запнулись о слово «карточки», перескочили в удобную колею «Пашка разберется» и тотчас унеслись далеко.

— Товарищ Зайцев? Вы так рассеянны!.. Распишитесь.

Он очнулся, накалякал свою обычную подпись.

— Я тоже так думаю, — сказала секретарь, наклонив пенсне и следя за карандашом.

— О чем? — встретился он взглядом со стеклышками.

— Практично. — Она забрала у него карандаш, заложила себе за ухо, сунула ему в руку продуктовые карточки и, тотчас утратив к Зайцеву интерес, двинулась навстречу следующему пункту повестки дня.

Зайцев машинально опустил карточки в карман. И уже без помех шагнул к двери Коптельцева.

Уже было схватившись за ручку двери, разжал пальцы.

Он отошел от двери Коптельцева. И в миллионный раз пожалел, что бросил курить.

Сейчас ему просто необходимо было хотя бы несколько минут подумать. Как повести разговор?

Дверь распахнулась сама.

Чего Зайцев еще больше не ожидал, так это добродушия.

— Вася!

Маленькие глазки Коптельцева, еще недавно злые, как у кабана, сияли.

— Ну входи же?

И заспешил к столу, к телефону. Зайцев втянулся за ним, прикрыл за своей спиной дверь. Коптельцев тем временем взялся за трубку.