Однако мелкая месть Нестого — неприятная, досадливая и, к счастью, не губительная для нашего дела, для измученной слухами Веры показалась драмой. Когда я пришел к ней с газетой, она все поняла без слов. Ее руки задрожали. А затем слезы потекли по щекам.
— Вера, — я не знал, как утешить. Обнять? Сказать что-то ободряющее и лживое? Счел, что самое лучшее — сказать правду.
— Мы будем высоко держать голову и отвоюем, что наше по праву.
Она растерянно заморгала, и я пошутил:
— Мы же помолвлены. Потому наше. Или ты скупердяйка?
Она улыбнулась и сквозь слезы фыркнула:
— Еще какая!
— Вот так, да? — поднял руку и вытер ее слезы. Никогда не был сентиментальным, но к Вере сейчас испытывал сейчас непонятные чувства. Я бы сказал, что братские или дружеские, но разве в таких случаях интересуются женскими формами? Нет, все с ней не по-человечески.
— Вера, Вера, — покачал головой.
Я думал, что после нашего разговора, она поняла: ситуация отнюдь не безвыходная. Однако от обеда Вера отказалась, сославшись на головную боль. Отказалась и от закусок, поданных Гаредой. Викартесса переполошилась.
— Тирс! У Веры нервный срыв! Я уверена! Бедная девочка! — она металась по кабинету, и у меня возникли подозрения, что нервный срыв грозит кому-то другому.
Лишь визит императорского лекаря успокоил маму.
После визита императорского лекаря — лучшего в Диртии — Вера должна была почувствовать бодрость. Но когда я пришел навестить ее, она встретила меня в прежнем унылом настроении. Чтобы не дать погрязнуть «невесте» в отчаянии, рывком одернул штору, и яркое солнце озарило комнату.
— Диртия ждет нас!
— Это она вас ждет, — пробурчала Вера, плотнее закутываясь в одеяло и всем видом демонстрируя, что никуда не пойдет.
— А вы теперь со мной! — напомнил. Но она не хотела слушать, и тогда я по-ребячески схватился за одеяло и потянул.
— Это не прилично! — закричала она. — Вон! — зато разозлилась, взбодрилась и принялась швыряться подушками. По-моему, это лучше, чем грусть и слезы.
— Вера, еще лунье — чопорность вольется в твою кровь, и ты начнешь ходить с таким выражением! — продолжал дразнить, доводя зануду до бешенства. Зато глаза ее загорелись гневом, щеки запылали. Но я не стал перегибать палку и предпочел вовремя ретироваться. В запальчивости Вера хороша, но непредсказуема.
— Дурак! — донеслось мне в след. Но на этом она не остановилась. Как только мы оказались вдвоем в скаперте, отомстила с торицей.
— …Ты — сопливый нос! Бе-е! — показала язык.
Я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Все-таки Вера действительно особенная. Никакой лести, кокетливости и привычных «томных» глаз.
На прогулке мы посетили несколько лавок и кофейню. Конечно, пришлось снова изображать страсть, держаться за руки. Выход в свет Вере дался тяжело. Она устала и даже любимый десерт ела без удовольствия.
Покидая заведение под любопытные взгляды посетителей, я шепнул ей:
— Пройдет время, все успокоится — и ты сможешь жить, как хочешь.
— А помолвка?
Я задумался: стоит ли говорить правду? Ее насмешливые отказы задевали мою викартскую гордость. Почти любая в Диртии прыгала бы от восторга, предложи я стать моей невестой, а эта пигалица нос воротит.
— Не загадываю, — ответил.
Ночью я не спал — размышлял: как же сделать «невесту» счастливой? С Веры станется на свадьбе идти, задрав нос, и обещать взглядом устроить мне «счастливую семейную жизнь». Кроме того, страдала моя гордость. Я отдавал Вере все время, внимание и не продвинулся в обольщении ни на шаг! С момента появления ее в моей жизни, у меня не было времени посетить Нальду, которая слала гневные письма с обещаниями предпочесть меня рафину Содару. Пусть! У меня есть более крепкий орешек. А Нальде достаточно преподнести украшение — и она вновь у моих ног.
«Надо влюбить Веру!» — подсказывала ущемленная гордость.
«И получишь много новых неприятностей!» — возражал здравый смысл.
«Но ведь невеста должна быть счастливой…» — оправдывался я, решаясь на шаг.
«Невеста» любовалась полюбившимися картиллюзами. Моему внезапному приходу удивилась, но прогонять не стала.
— И сколько раз просмотрела ботинезу? — спросил строго.
— Ой, — смутилась она. — А много нельзя, да? — Я прищурился и сделал к ней шаг. — Что?!
— Хватит смотреть! — процедил раздраженно. — Пора танцевать! — И внезапно улыбнулся. Пока Вера приходила в себя, схватил ее за руку, поднял из-за стола и закружил в танце.
— Я не умею! — зашептала она отчаянно.
— Научу!
Я вел в танце, объяснял сложные па, а она в отместку наступала на ноги, краснела и забывала наставления.
— Смотри! Куплет повторяется! — я начал подпевать и заранее предупреждать: — Начинаются повороты!
И все равно Вера умудрялась сбиваться и путалась.
— Прости! Прости! Я действительно ненарочно! — извинялась каждый раз, испуганно смотря на меня. — У меня плохая память на движения.
От ее кроткого взгляда, мне хотелось улыбаться и еще больше смущать ее.
— У меня когда-то тоже была плохой. Пришлось протанцевать день без остановки. И, знаешь, помогло.