Укутанное детство. Не прячьте детей от жизни

…Оля. Оля пришла на консультацию с вопросом, как вернуть мужа. Он стал холодным, равнодушным, совсем не помогает, не обращает на нее внимания. У обоих второй брак, есть общий ребенок и сын Виктора от предыдущей жены, он приходит к ним в гости на выходные. Оля в декретном отпуске. Виктор только что перешел на новую работу, купили квартиру в ипотеку.

Оля и Витя поссорились. Она на него обиделась и целый день не разговаривала. Витя один раз спросил, что случилось, получил ответ, что все нормально, «сама справлюсь», и все, больше не спрашивал. Для нее это — проявление равнодушия, ей плохо.

— Он бы потребовал, я бы рассказала, а так получается, что ему вообще не интересно, что со мной происходит!

То есть то, что муж почувствовал напряжение и не стал провоцировать конфликт, было расценено Ольгой как равнодушие. В ее семье так не делали. Мама всегда добивалась правды, от нее ничего нельзя было скрыть. Поэтому любовь мамы для Оли — настоящая, а любовь мужа — нет. Для понимания того, что они друг друга любят, супругам пришлось долго и кропотливо работать.

Но вернемся к детям. Насилие рождается там, где у ребенка нет права голоса, где взрослому не важны его объяснения. «Я не мог ничего возразить, ведь мой клюв потерялся в горах», — продолжает Ютта, а ведь и правда маленькие люди мало что могут противопоставить нам — большим, сильным и в конкретный момент разъяренным.

Насилие начинается с несоответствия. Это крик там, где можно понять, молчание — когда надо кричать, равнодушие — когда надо действовать. Я думаю, что насилие — это лень и преступная халатность по отношению к душе ребенка.

Психологическое насилие проникает повсюду в обществе именно за счет того, что граница между воспитанием и насилием размытая, нечеткая. Нет благополучных островков, это миф.

Андрей Максимов в своей книге «Как не стать врагом своему ребенку» пишет: «Вера ребенка матери безгранична… Что делает детеныш, когда падает? Начинает плакать? Нет. Он смотрит на мамину реакцию: будет она плакать или нет. И если она причитает, он тотчас начинает рыдать вслед за ней. А если смеется — тоже улыбается. Не удивительно ли. Ребенок верит маме больше, чем самому себе! ‹…›

Вся жизнь ребенка — это постоянное самосознание. Думаем ли мы, взрослые, о формировании ребенком взгляда на самого себя? ‹…›

Многие проблемы, возникающие у родителей, появляются именно потому, что им кажется, будто ребенок — это не совсем человек»[3].

Печально, если не сказать — трагично, что в отношении детей мы не используем главный, универсальный принцип человеческого общения: относись к другому так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе. Подумайте, разве мы хотим, чтобы дети относились к нам агрессивно?!

Каждый день ребенка гораздо больше наполнен жизнью, чем тот же отрезок времени существования взрослого, и трагедия в том, что, отталкивая ребенка сейчас, мы, взрослые, лишаемся чего-то важного. Возможности стать лучше, ближе, легче. Лишаемся общения, того общего, что у нас есть с нашими детьми. Эмоциональное насилие разъединяет надежнее любых границ и расстояний.

А еще оно может привести к алекситимии. Так называется затруднение в определении и описании собственных эмоций и эмоций других людей; в различении эмоций и ощущений тела; фокусировка на внешних событиях в ущерб внутренним переживаниям; склонность к конкретному, логическому мышлению при дефиците эмоциональных реакций.