Улан Далай

Чагдара словно плеткой оттянули. Как-то не задумывался он над этой связкой – своей партийностью и единоличным проживанием семьи.

– Вот прибыл на хутор, чтобы убедить отца переехать, и вовремя, похоже, – соврал Чагдар.

– Ладно, не пишите пока ничего, – решил белобрысый. – Сейчас мой сменщик придет, а мы с вами на место происшествия доедем и потом все оформим. Я продиктую, вы напишете. А то я уже зарылся в этих бумажках, мозоль вон какую набил, – показал покривившийся средний палец, похожий на преломившийся луч наколотого на кисти синего солнца. – Народец-то как с цепи сорвался. Трижды прав товарищ Сталин: чем дальше мы идем по пути социализма, тем больше у нас выявляется врагов.

Сменщик, грузный дядька с вислыми усами, был похож на старорежимного казацкого атамана.

– Опять чего случилось? – спросил усатый.

– Да вот товарищ двух бандюков подстрелил, – кивнул белобрысый на Чагдара. – Едем оформляться.

– Хорошо бы, чтоб те бандюки уже в розыске были. Хоть одно бы дело закрыли.

Чагдар с белобрысым вышли из здания. Чагдар сел за возничего, милиционер растянулся в телеге.

– Пока едем, введите в курс, – пробормотал и закрыл глаза.

Чагдар стал рассказывать. Когда дошел до перестрелки, сзади раздался мерный храп.

На базу их встречал Очир.

– Я там прикрыл их рогожкой, – буднично обронил он, – чтобы птицы не расклевали. Соки выходить начинают.

Рой мух вился над двумя серыми бугорками. Милиционер сорвал одну из рогожек и, просунув рукоятку плетки под горло убитого, приподнял голову. Это был старший. Чагдар мельком отметил на руке мертвеца такое же солнце, как на руке белобрысого.

Милиционер мелко перекрестился и тут же сделал вид, что отгоняет мух. Снял фуражку, отер со лба пот. Очир вдруг напрягся, вытянулся в струнку и словно одеревенел. Потом, сославшись на дела по хозяйству, ушел на баз.

Милиционер вывернул карманы убитых, в которых, впрочем, ничего кроме кисета с махоркой, спичек и корки хлеба не обнаружилось. Выдернул из окоченевших рук обрезы, засунул себе за голенища. Подпоров швы, стянул с убитых сапоги.

– Вещественные доказательства, – пробормотал он, укладывая сапоги в телегу.

В мазанке, куда зашли писать протокол, была только Булгун, подавшая им чай и сразу исчезнувшая за дверью.

– Вы их тут сами закопайте, – велел белобрысый. – И мой вам совет – съезжайте с хутора к людям, пока вас не порешили. Обостряется классовая борьба!

Когда Чагдар, отвезя милиционера, вернулся на хутор, вся семья была в сборе. Отец и Очир прокаливали на огне лопаты, ритуально очищая их от тлена, Булгун жарила борцоги, Дордже с молитвой кропил молоком во все стороны.

– Похоронили? – коротко спросил Чагдар.

Отец кивнул.

– Думаю, не узнал он меня, – обращаясь к отцу, сказал Очир. – Все-таки я тогда еще мальчишкой был.

– Кто? – не понял Чагдар.

– Да милиционер твой. Конокрад он бывший. Мы с отцом поймали его однажды в пятом году. Я его по метке опознал. Он как снял фуражку, смотрю – шрам, звезда паучья во лбу. Я эту звезду на всю жизнь запомнил…

– Вот как жизнь выворачивается, – вздохнул Баатр. – Каторжники становятся надзирателями. Нарушились судьбы человечьи…

Глава 13 Октябрь 1929 года

Тохрын! Тохрын! – тянулся над головой Чагдара, курлыкая, большой клин серых журавлей. Добрый знак, удовлетворенно подумал он и тут же поймал себя на мысли о живучести примет и предрассудков. Ну, летят себе журавли, как всегда в октябре, летят с севера на заграничный юг…

Чагдар остановил коня и задрал голову. Клин был долгий: сотня птиц, правый ряд длиннее, левый – короче; строй немного сбивается, пока птицы машут крыльями, набирая скорость, потом все выравниваются и послушно летят за вожаком. Вот бы и люди так… Но далеко людям до журавлей. Птицы с верой в вождя готовы преодолеть тысячи километров, не сомневаясь, что в конце их ждет тепло и изобилие. А у людей сплошная борьба и дискуссии, недоверие и подозрения. Потому и не выходит по писаному, не получается в указанные партией сроки.

Чагдар тронул поводья. Рыжий мерин, полученный по разнарядке с военного конного завода, бодро потрусил к видневшемуся вдали хутору. Умный конек, да и выезжен хорошо. Бегает быстро. Команды слушается с первого раза, покладистый. Не дурит. Пегасом зовут, как крылатого коня у греков.

Конем Чагдар доволен больше, чем собой. На серьезную должность выдвинул его Кануков: секретарь райкома партии Калмыцкого района Сальского округа. Добился, достиг своей давней мечты Харти Бадиевич: ВЦИК принял наконец решение об образовании Калмыцкого района к югу от реки Сал. Собрали остатки бузавов воедино, переселили кучно. Но все равно калмыки в меньшинстве, еле-еле дотягивают до сорока процентов от общего населения района; и не то что на ответственную должность поставить – на трактор посадить из калмыков некого. Чагдар на весь район один такой высокообразованный. На сходах пялятся на него, как на ученую обезьяну: смотри-ка, как говорить научился, даже не гхекает. А за что он агитирует, даже не слышат. Или не понимают. Или не хотят понимать.