Улан Далай

– Для вашей барышни… то есть я хотела сказать… товарки?

Чагдар кивнул.

– Ну, тогда я могу предложить вам вот этот люстрин, – девушка ловко, словно играючи, бросила на мерный прилавок рулон василькового цвета. – И празднично, и немарко, и входит в список рекомендованных к ношению советскими служащими расцветок.

Чагдар бросил взгляд на Цаган. Потупив взгляд, она теребила ручку своей сумки.

– Ты согласна? – спросил Чагдар.

– Да, – едва слышно ответила Цаган.

– Режьте! – скомандовал Чагдар. – Сколько там на платье надо?

– У вас талон или за наличные? – поинтересовалась продавщица.

– Талон, – Чагдар протянул кусочек картона с синей печатью.

– На талон полагается шесть метров. Если с пышной юбкой – вся ткань уйдет, если с прямой – еще пара метров останется.

Цаган по-прежнему не поднимала глаз. Продавщица уже отмерила ткань и взяла в руки ножницы, но отрезать не спешила.

– Что-то ваша товарка не очень рада, – заметила она. – Другие женщины от счастья скачут, когда им такое предлагают.

– У нас не в обычае показывать чувства. Но вы же слышали, она согласилась.

Девушка пожала плечами. Вжик-вжик-вжик – ножницы прорезали ткань. Зашуршала упаковочная бумага. Продавщица передала Чагдару объемистый сверток, он взял, протянул Цаган. Она приняла, молча кивнула.

Продавщица и не поняла, что только что при ней было сделано и принято предложение выйти замуж…

Глава 14 Август 1932 – март 1933 года

– Бювя-бювя-бювяля… Баю-баюшки-баю…

Чагдар осторожно заглянул в полутемную, нагревшуюся за день комнату. В пляшущем свете свечного огарка качалась колыбель, в которой покряхтывал Йоська. У малыша резались зубы, и он пытался засунуть в рот весь кулак, почесать десны. Прислонившись спиной к изголовью кровати и не открывая глаз, расслабленная, сонная Цаган тянула убаюкивающий напев, ритмично толкая подвешенную к потолку зыбку. Это была настоящая калмыцкая колыбель, смастеренная счастливым дедом Баатром еще для первенца – Вовки. Вовка спал на отдельной кроватке, вольно раскинув в стороны руки и ноги.

Чагдар прикрыл дверь в комнату и на ощупь, не зажигая керосиновой лампы, подошел к кухонному рукомойнику, сполоснул лицо и принялся растирать жестким льняным полотенцем влажную кожу с такой силой, словно пытался содрать ее, а вместе с ней и весь прожитый тяжелый день. Услышал шаги – это Цаган вошла на кухню со свечкой. Две косы струились с ее шеи и падали на грудь, просвечивавшую сквозь редкий ситец сорочки, она стала тоньше, чем три года назад, когда они поженились, и только налитые кормящие груди, казалось, были ошибочно позаимствованы у другого тела, у той самой бесстыдной Фрины с картины в Русском музее.

Чагдар забрал у Цаган свечку, поставил на стол, прижал жену к себе, вдохнул и замер. Чувствовал, как возвращаются силы и отступает отчаяние, как разглаживаются горестные морщины и растягивается в невольной улыбке рот. От ее волос шел тонкий аромат розового мыла, выданного по талонам в спецраспределителе.

Погладил жену по спине: худая, все ребра пересчитать можно.

– Я тебе сейчас ужин соберу, – стеснительно отстраняясь, прошептала Цаган.

– Ты сама-то ела?

– Ела, ела.

Пока Чолункины жили в Зимовниках, горя не знали. Две зарплаты, у Чагдара повышенная: в Северо-Кавказском крае номенклатуре платили по первой категории – за сложность. Цаган работала учительницей начальной школы, тоже деньги, а не палочки в учетном табеле, как в колхозах. Но в прошлом году районный центр перевели в Кутейниковскую. Мол, как же так, район называется Калмыцкий, а в Зимовниках ни одного калмыка не проживает.

Как переехали Чолункины в Кутейниковскую, жизнь пошла совсем другая. Полстаницы – родственники Чагдара, если не по крови, то по кости. Каждый вечер какая-нибудь семья в полном составе являлась к ним на ужин. Знали: не откажут. Не только Чагдар, все начальствующие калмыки, получавшие зарплату от государства, оказались в роли станичных кормильцев.

Цаган купила большой котел и каждый вечер варила будан. Жарила на масле дробленую пшеницу, высыпала в кипящее молоко, наполовину разбавленное водой, томила на медленном огне – вот и угощение. Чагдар появлялся ближе к полуночи, гостей уже не заставал, но Цаган всякий раз передавала от них приветы.

Плошку подогретого будана Цаган подала мужу. Чагдар молча принялся за еду.

– Что-то случилось? – Цаган пристально всмотрелась в его лицо.

– У нас каждый день что-нибудь случается, – отговорился Чагдар. – В бурное время живем. Давай ложиться. Завтра рано вставать, по станицам поеду.

Но сна не было ни в одном глазу. Сводки по площадям, на которых тайно сострижены колосья, ужасали. Но, может быть, председатели колхозов бессовестно завысили цифры потравы? Нельзя исключать. План из округа спустили такой, что и в урожайный год собрать столько хлеба было бы затруднительно, а уж в засушливый… А цены на закупку зерна установили смешные, просто слезы. И создавать в колхозах хлебные резервы до выполнения годового плана заготовок запретили. Окружком не интересует, чем люди будут питаться зимой.