Улей

Винсент диковато блеснул глазами и ответил ей одними губами:

– Договорились.

Его согласие вытекало из чистого расчета. Если Винсент – единственный, кто может постигнуть божественный язык, то он станет хранителем его тайны. Мирра ни черта от него не узнает, если не будет играть с ним по правилам.

Она кивнула с неоднозначной усмешкой, тоже это понимая. Винсент – даже связанный по рукам и ногам – все равно черт из табакерки.

– Только почему именно мертвых, Войта? – ее веки слегка опустились, а в голосе появилось еле уловимое понимание. – Ее ты не вернешь, знай об этом. Она давно переродилась, так уж устроены человеческие души. В большинстве своем они уходят в новый цикл жизни, в другом обличье и с чистой памятью. Вернуть можно только тех, кто застрял. Как это было с тобой.

Винсент помрачнел. Мирра опять начала грязную игру и запустила свои узловатые пальцы в его жизнь. Женщина-коршун, клюющая его печень в этой тюрьме с символичным названием.

– Ну что ты отводишь глаза? – ласково пропела она. – Смотри на меня, мальчик мой. Твоя мама давно среди людей. Я знаю твои мысли. Часто ты думал только об одном: «Будь я Богом, я дал бы тебе вторую жизнь. Будь я Богом, ты бы прожила ее лучше, чем первую». Но это уже сделали за тебя. Так в чем прок от возвращения мертвых, если смерти нет?

Мирра слегка сжала его ладонь, и ее глаза даже испустили искрящуюся лучистость. Ну просто фея-крестная, а не злая ведьма. Не хватало только веера из звезд, вылетавшего из-под полы ее халата, когда она уходила.

Дверь закрылась. Винсент остался один.

* * *

Эй, Рут, привет тебе с того света. Или с этого. Где бы мы с тобой ни были, мы все равно на обочине.

Знаешь, я всегда хотел иметь собеседника или друга – как посмотреть. Того, в кого я могу говорить как в бездонный колодец, и этот человек будет слушать. В моей жизни было не так много слушателей. Может, потому, что и рассказывал я редко.

Но сейчас, оказавшись в месте, где все началось (или закончилось?), я понял, что еще никогда не был до такой степени предоставлен самому себе.

Ты – единственный человек, которого я хочу видеть. Не знаю, почему. Я едва тебя помню, если честно. Ты была как блик в уголке фотографии. Но нельзя испортить кадр, который и так паршиво вышел. Поэтому ты ничего не испортила. Ты оставила след.

Мне кажется, ты слышишь меня, где бы ни была. Куда тебя вынесло из того мира? Может, реальность – это гигантские канализационные трубы, и когда кто-то спускает воду, мы такие: «А-а-а! Нас уносит, уносит!»? Вдруг трубы расщепляются, и вот мы уже в разных лужах. Сколько выходов во Вселенной? Ведут ли они все в один конец? Или же это и есть настоящая бесконечность: раз вылетев в трубу, ты несешься дальше и дальше, и нет никакого света в конце туннеля?

Много вопросов.

Мне просто нужен кто-то здесь. Я сохранил себя на Перекрестке благодаря твоему голосу, но когда ожил, то перестал его слышать. И от этого мне страшно. Кажется, теперь ты меня точно никогда не найдешь.

Или же просто сейчас моя очередь говорить. Я буду звать тебя и рассказывать обо всем, что есть в моей жизни. Ты будешь первая, кому я сам вверю правду.

Лови мои слова, Рут. Тяни их, как веревку, из тьмы, и вслед за ними выйду к тебе и я.

* * *

На следующее утро Мирра и ее сподручные внесли в палату сборный стол и присверлили его к стене. Следом вкатился и пружинистый стул. Все было белым. Винсента уже тошнило от этого цвета.