Ульян едет в Крым

— В общем, да, — киваю я.

— В вашей стране почти всегда холодно, часто идут дожди, много снега, много грязи, мало тротуаров, плохие дороги. А грязь для вашей домохозяйки — это почти катастрофа. Ей пришлось бы мыть полы в своей квартире постоянно. В нашей стране уличную обувь снимать не принято, когда приходят в гости, еще и потому, что очень многие семьи могут себе позволить нанять помощницу. Наны, женщины, помогающие поддерживать чистоту в доме и готовить еду, явление у нас очень распространенное. И это не показатель высоких доходов.

Еще мне сильно любопытно, как отличаются люди, родившиеся на берегу океана, от нас, сухопутных крыс, которым в радость любая мелкая речушка с глинистыми берегами и маленькое озеро в камышах. Судя по Марии, разница между нами огромная. Мария категорически другая. Она не похожа на вялых сибирских девушек. И даже когда она молчит, в ней, как мне кажется, бушует энергия океана.

— В моем понимании, Вальпараисо — это почти рай. Как можно было оттуда уехать? — искренне удивляюсь я. — Круглый год тепло, можно купаться, загорать. Я бы с удовольствием в Тихом океане поплавал. Хотя бы раз в жизни…

— Порке парадизо? Но! Но! — отрицательно мотает головой Хесус.

— Вальпараисо — это совсем не рай, — приходит на помощь мужу Мария. — В нашем океане трудно плавать. Очень сильное течение, круглый год холодная вода. В районе Вальпараисо вода никогда не бывает теплее семнадцати градусов. Плавают только самые отчаянные. А загорают на пляжах только туристы. Мы в детстве любили играть в футбол на песке и устраивали на пляжах пикники…

Симферополь встречает нас замусоренными обочинами. Хесус и Мария не хотят задерживаться в столице Крыма даже на ночевку, и я с ними согласен. На мой взгляд, в городе, построенном в голой степи, делать категорически нечего. В Симферополе от одного только списка официально признанных достопримечательностей нормальному человеку становится тошно. От списка веет такой зеленой тоской, что сам начинаешь зеленеть. Мечеть, собор, монастырь, собор, этнографический музей, опять собор, парк, еще один музей, театр, а потом снова собор. Полное безумие.

— Скажи, ты часто вспоминаешь свой родной город? — неожиданно интересуется Мария.

Вспоминаю ли я свой родной Обск? Разумеется. Он настолько уродлив, что забыть его практически невозможно. А как приятно туда прилетать зимой — это вообще отдельная тема. Сначала самолет делает долгий полукруг над нефтяными факелами и серыми промышленными зонами, размазанными по степным кочкам на несколько сотен квадратных километров, а потом вдруг в одно мгновенье погружается в жутковатое полудикое пространство, в бесконечную снежную белизну. И на километры вокруг только темнота и холод. И лишь совсем вдалеке, если постараться, можно разглядеть прямоугольный железобетонный силуэт аэровокзала, на крыше которого круглосуточно горит короткое емкое слово из четырех покосившийся букв: «ОБСК».

Мне не доводилось приземляться в Смоленске, Сарапуле, Сызрани, Саранске, Соликамске, Стерлитамаке, Семипалатинске или каком-нибудь, прости господи, Сыктывкаре. Я допускаю, что аэропорты там еще хуже, чем наш, хотя и наш-то можно смело предлагать голливудским продюсерам для съемок фильмов-катастроф. И я верю, кстати, что рано или поздно его снесут, чтобы построить новый, красивый, современный. Но пока жителям Обска даже теплое багажное отделение в радость, ведь еще недавно им приходилось искать свои чемоданы в продуваемом всеми ветрами ангаре, где было всего на пару градусов теплее, чем на улице.

Как-то раз, помнится, со мной рядом, подпрыгивая от холода, дожидался багажа молодой немец. Сначала он пытался что-то выяснять у окружающих по-английски, но результат оказался нулевой. Потом он на ломаном русском пытался узнать у меня среднюю стоимость проезда на такси до центра и несколько раз переспрашивал, как правильно произносится «улица Волховстроя». А когда получил свой рюкзак, пошел ловить такси далеко не сразу. Долгих пять минут он вздыхал, оглядываясь по сторонам, и в глазах его читалась полнейшая растерянность.

Вот и я сейчас не знаю, как ответить искренней и доброжелательной чилийке, чтобы она поняла всю глубину моих чувств к родному городу…

На выезде из Симферополя Хесус замечает дорожного полицейского со вскинутым жезлом и причаливает дом на колесах к грязной обочине. Пока полицейский вразвалочку движется в нашу сторону, я открываю дверь.

— Ну и кто у вас на этом авианосце главный? — хмуро спрашивает полицейский, опираясь ногой на ступеньку. И хотя он никуда конкретно не смотрит, но явно успевает оценить комфортные внутренности кемпера.

— Ола! Комо эстас? Как дела? — с широкой улыбкой интересуется Хесус у стража дорог.

— У меня-то хорошо дела, — откликается полицейский. — А вот как у вас — сейчас посмотрим. Предъявляем водительское удостоверение и документы на это дивное транспортное средство…

Хесус достает из бардачка пластиковую папку с бумагами, которую получил в прокатной конторе, и свои права из бумажника. Они отличаются от наших только дизайном.