Ульян едет в Крым

Тысячеголовую открыли заново в девятнадцатом веке. И увидели заваленный черепами пол. Некоторые исследователи Крыма сразу предположили, что жертвами геноцида были татары. Другие пришли к выводу, что пострадавшими могли быть греки или генуэзцы. Но часть историков придерживается все же менее драматичной версии, согласно которой дикие племена тавров хоронили в пещере своих умерших.

Хесуса и Марию бэкграунд Тысячеголовой явно вдохновляет. Они с любопытством крутят головами, неспешно прогуливаются вдоль карстовых потеков, по команде Георгия чувствуют какие-то эманации. Я в Тысячеголовой никаких особых красот не нахожу, никаких эманаций не ощущаю, и внутри мне откровенно скучно. Еще мне представляется странным тот факт, что кости и черепа, которые имелись якобы в большом количестве, куда-то вдруг исчезли. И мне вовсе не кажется достоверной версия, что тысячи черепов растащили на сувениры многочисленные туристы…

Обедаем холодными пирожками и горячим чаем, который мы захватили с собой в большом термосе. Георгий подливает чилийцам душистый травяной настой и бодро пересказывает байки крымских спелеологов. Вообще-то, конечно, спелеология — это целая наука, которая находится на стыке с минералогией и геологией, но люди науки — осторожные, интеллигентные, эрудированные, плохо оснащенные с точки зрения оборудования — в Крымских горах, как уверяет Георгий, уже практически не встречаются. Они сидят по своим светлым кабинетам и мечтают о продолжении советских полевых исследований темных крымских пещер.

Здешние подземные пустоты в основном осваиваются дилетантами, дикими любителями подземных пространств, которым не хватает ярких впечатлений в обычной жизни. Впрочем, дикие — весьма неоднородная масса. Внизу пищевой цепочки — молодые, дерзкие, бедные, они копят на французское и швейцарское снаряжение годами и забиваются в темные уголки подземных пустот ради спортивного интереса, чтобы удовлетворить присущий каждому человеку исследовательский инстинкт. Все несчастные случаи и исчезновения происходят именно с ними.

На вершине пищевой цепочки немногочисленная группа профи, это люди постарше и поопытнее, хорошо оснащенные, имеющие нужные связи среди чиновников в местных муниципалитетах, им плевать на славу первооткрывателей, они зарабатывают на человеческих страстях, сопровождая богатых бездельников, которым хочется узнать, как это, когда спускаешься в ад. Многие молодые стремятся стать именно такими к середине жизни, но не у всех получается. Да и состоятельных клиентов мало, далеко не каждый полезет в пещеру.

— Одни прыгают с моста на привязанной к ноге резинке, другие пикируют на самолетах до сжатия ануса в точку, и только очень странные мечтают забраться в узкую темную нору, и это нормально, у каждого свои предпочтения, — с усмешкой рассказывает Георгий. — Но умным людям было бы скучно просто так бродить по темным проходам бессознательного, а объяснять любовь к пещерам чистым фрейдизмом им кажется оскорбительным, они не хотят считать спелеологию еще одной формой сексуального удовлетворения и не ставят знак равенства между недрами земли и половыми органами матери, вот они и придумали для себя достойное оправдание — мистическую составляющую. Для большинства спелеологов пещера — это не узость в скалах, сквозь которую нужно обязательно протиснуться, не темная ниша, где холодно, сыро и грязно, а мистическое место.

Впрочем, мистику пещер разные люди тоже воспринимают по-разному. Как говорит Георгий, для одного мистика — это странные растения в глубокой штольне, которые умудряются обходиться без света. Для другого — гигантская крыса, прозрачный таракан или летучая мышь-вампир. Третьи видят среди сталактитов и сталагмитов темные фигуры и светящиеся силуэты, видят бледных мальчиков, мертвых спелеологов с продавленной грудиной, а иногда и молодых красивых женщин. Четвертых настигают голоса и разные космические откровения в самых дальних и глухих подземных залах. Были случаи, когда такими откровениями людей «накрывало» так, что друзья потом с трудом поднимали их на поверхность.

— А на поверхности «накрытые» отходят? — интересуюсь я.

— В каком смысле? — непонимающе смотрит на меня Георгий.

— В прямом. Как они дальше-то живут? Они счастливы?

Георгий на пару мгновений задумывается.

— От родных многое зависит. Если семейный человек в ступор впадает, бредит — этого трудно не заметить. Был, например, весельчак, рубаха-парень, а вернулся из очередного похода задумчивый, бормочет себе что-то под нос. Таких обычно жены сразу к психиатрам определяют. Бывает — вылечиваются. А которые одинокие и покрепче, те могут и год-другой продержаться. Нескольких я лично знал, на кого откровение снизошло. Они даже гуру какими-то стали, до сих пор проповедуют. В Алуште, например, есть группа Андрея Светлого. Был нормальный парень, а после одного из спусков стал какие-то внеземные голоса слышать. У всех по-разному, короче, последствия проявляются…