— Потом я вспомнила. «Да, — говорю, — попадалась мне такая». — «И куда же ты её дела, горе ты моё?» — «На место, — говорю, — положила, в корзиночку, где все лекарства, на тумбочке в гостиной». Она бегом к тумбочке. «Нет ампулы ксенородона, куда делась?» — кричит. Я отвечаю: «Небось, хозяин их забрал с собой вместе с остальными лекарствами. Я её в коробку положила, где разные лекарства хранятся». Тут хозяйку словно гром поразил. Свалилась как подкошенная! Я давай её в чувство приводить, а она глаза открыла и кричит: «Идиотка несчастная!» — меня, значит, обзывает — и стремглав к телефону! А было это утром, часов эдак в шесть. Мы рано встаём…
Дальше Буров не стал её слушать. Он торопливо попрощался и побежал на остановку. Женщина удивлённо поглядела ему вслед и перекрестилась:
— Храни меня, Господи. Ну и народ пошёл, как чумные…
Капитан Буров спешил в свой кабинет. Смеркалось. Он знал, что в деле есть важное доказательство, и направился за ним. Улика, оставшаяся незамеченной. Ворвавшись в здание Следственного управления, он едва не сшиб с ног дежурного.
— Что это с вами? — улыбнулся тот. — Никак международное дело, террористы?
Буров влетел в кабинет, вынул знакомую папку и в который раз стал её лихорадочно листать. Вот они, два рецепта. Один подписан доктором Зусманом, другой неразборчиво. Буров позвонил приятелю — врачу судмедэкспертизы.
— Прости, если помешал, я к тебе с просьбой!
— Выкладывай быстрее, а то мы с женой уходим.
— У меня есть один рецепт, и я хотел бы знать, от какой болезни это лекарство. Читаю.
— Мда… гекардин — это от сердца, регулирует сердечный ритм… и одновременно сильное анксиолитическое, успокоительное. И всё? А ты, видно, решил, что обнаружил неизвестный яд?
— Нет… Вот ещё… Читаю…
— Мда… ксенородон — это препарат, который применяется для лечения морфиевой зависимости, требует особого обращения, в больших дозах категорически противопоказан сердечникам, может вызвать остановку сердца…
— Спасибо! — прокричал Буров, вешая трубку.
Он посмотрел на часы. Стрелки показывали половину шестого. Времени полно. Или оставить всё на завтра? Нет, откладывать он был просто не в состоянии. И через четверть часа снова звонил в квартиру Ксении Ларичевой. Встретила его всё та же Полина.
— Ох, снова вы, молодой человек?
— Снова я.
— А чего ж убежали-то давеча?
— Да так, вспомнил кое-что… Вот, пришёл извиниться.
— Так я вам и поверила… Проходите, Ксения Филипповна про вас спрашивала.
— Про меня? — удивился Буров.
— Не про меня же, я-то здесь. Сказала, когда придёт этот господин в толстых очках, проведи его ко мне.
— Как она себя чувствует?
— Получше… Приходил доктор Зусман, и она поуспокоилась.
Буров вошёл в холл. Ксения Ларичева даже не обернулась, чтобы посмотреть на него. Она сидела в кресле-качалке, укутав ноги чёрной шерстяной шалью.
— Садитесь, — предложила она, по-прежнему не поворачивая головы. — И простите меня за вчерашнее… Я неважно себя чувствовала…
Буров не стал садиться. Он раздумывал, чем вызвано такое резкое изменение в поведении вдовы. Она его ждала? Зачем? Может быть, пожаловалась доктору на его визит, а тот в свою очередь рассказал о своей встрече с ним в больнице? Или в голове старой женщины родился новый план, и она будет продолжать изворачиваться?
— Что вас привело ко мне? — спросила она вдруг и в первый раз повернулась, чтобы посмотреть на следователя.
Буров тоже в упор смотрел на женщину. На секунду ему показалось, что Ксения Ларичева сейчас сама признается во всём. Но страх быть втянутой в новое расследование, видимо, взял верх. Она передумала. И Буров это почувствовал.
— Вы меня ждали…
— Я? Нет… Мне ни к чему вас ждать, — наигранно произнесла старуха.
Буров достал из кармана листок бумаги.
— Этот рецепт нашли в портфеле вашего мужа.
Ларичева взяла рецепт дрожащей рукой.
— Да… возможно… Я не знаю… Мой муж принимал уйму лекарств одновременно.
Буров внимательно и сурово смотрел на неё. Потом сел.