Улисс

– Это уж у нас в крови,– тут же согласился м-р Цвейт.– Все омыты кровью солнца. Какое совпадение – сегодня довелось заглянуть в музей на Килдар-Стрит, незадолго до нашего знакомства, если это можно так назвать, и я полюбовался там теми античными фигурами. Великолепные пропорции бёдер, груди. Здесь таких женщин просто не найти. За редким исключением. Симпатичны, не спорю, по своему милы и привлекательны, но я-то говорю о формах женственности. К тому же, одеты так безвкусно, большинство, а именно вкус приумножает природную красу женщины, что ни говори. Складки на чулках, возможно (или даже наверняка) это мой пунктик, но на такое просто смотреть тошно.

Однако, интерес пошёл на спад, и окружающие завели разговоры про терпящих бедствие на море, про сбившиеся с курса корабли в тумане, про столкновения с айсбергами и всякое в подобном роде. У корабельщика, ясно, было что сказать. Ему приходилось пару разов обогнуть Мыс и выдержать монсум, крутой такой ветрище в Китайских морях, но главное, как заявил он, что выручало во всех этих опасностях пучины (по его собственному выражению) был нательный медальон христианина, который и спасал его.

Вот так перешли они затем на кораблекрушение у Донтского утёса, как затонула та злосчастная норвежская барка, какой-то момент никто не мог припомнить как же называлось-то, покуда биндюжник, который и вправду-таки смахивал на Генри Кемпбелла, не вспомнил—ПАЛМЕ!—на бутерстаунской отмели, городу хватило разговоров на весь год (Альберт Вильям Квилл сложил отличный пассаж оригинальных стихов превосходного качества на эту тему для ирландской Times), как волн громадные валы прокатывались по кораблю, захваченному коварной мелью, и в ужасе окаменела толпа сбежавшихся на брег. Потом кто-то закинул слово про случай с п.х. ЛЕДИ КЕРНС из Свонса, который в довольно пасмурную погоду был протаранен МОНОЙ, что шла встречным курсом, и тот затонул как и вся его команда. Никто даже не пытался их спасать. Владелец МОНЫ орпавдывался опасением, что появится течь в носу. Но в трюм, как оказалось, не просочилось и капли воды.

На этой стадии началось движение. Зачуяв необходимость распустить свой риф, моряк поднялся с места.

– Дай-ка прокурсую перед твоим бушпритом, земеля,– сказал он своему соседу, который как раз потихоньку начинал впадать в мирную дрёму.

Он медленно и грузно, какой-то притопывающей походкой, одолел расстояние до входной двери, тяжко соступил вниз с единственной ступеньки у входа в забегаловку и дал лево руля. Когда он лёг там в дрейф, м-р Цвейт, приметивший при его подъёме две бутылки, не иначе как корабельного рома, выпиравшие из двух карманов по отдельности для личного употребления его горящим нутром, увидел как тот достал одну из них и вынул пробку, а может отвинтил, и, приставив горлышко к своим губам, со звучным бульканьем неслабо отсосал из бутылки.

Неотcтупный м-р Цвейт, к тому же малость заподозривший, что старый лось отправился на этот маневр привлечённый приманкой в виде женщины, которая, однако, как сквозь землю, судя по всему, провалилась, для всех намерений и целей, мог, поднапрягшись, непосредственно различить как тот, надлежаще подсвежившись добычей нацеженной из корабельного бочонка с ромом, всматривается на быки и опоры Объездной Линии, скорей всего из глубины своих воспоминаний, поскольку, конечно, всё сильно изменилось после его последнего посещения и много тут всего понастроили. Какое-то лицо или лица, неразличимые, указали ему направление к мужской писсуарной, из возведённых ассенизационным комитетом по всему городу для данной цели, но по прошествии краткого периода времени, когда вокруг царила полнейшая тишь, моряк, явно уклонившись от сближения, облегчил себя неподалёку – плеск его трюмной воды, что в течение непродолжительного времени журчала на землю, явно пробудил лошадь извозчичьего чина.