Мистер Саттертуэйт украдкой взглянул на хозяйку. Высокая, худощавая, даже чересчур. У нее были черные волосы с пробором посередине, широкоскулое лицо без тени косметики, обветренная кожа, - видно, что эта женщина не привыкла с утра до вечера заниматься своей наружностью. С виду безжизненная, неподвижная, как манекен, - и все же...
"У нее совсем не простое лицо, - подумал мистер Саттертуэйт. - В нем что-то есть... Есть - и в то же время нет! Что-то тут не так! Что-то не так".
- Прошу прощения, что вы сказали? - спросил он у Клода Уикема.
Клод Уикем, обожавший звук собственного голоса, с удовольствием начал свою тираду сначала.
- Россия, - заявил он, - вот единственная страна в мире, достойная внимания. Они не побоялись, пошли на эксперимент! Да, пусть это был эксперимент над человеческими жизнями - но ведь эксперимент же! И это прекрасно!.. - Он затолкал в рот бутерброд целиком и тут же закусил его шоколадным эклером, которым только что оживленно размахивал. - Взять хотя бы русский балет, - с набитым ртом продолжал он. Тут, вспомнив о хозяйке, он обернулся к ней. Вот что она, к примеру, думает о русском балете?
Этот вопрос, очевидно, был всего лишь прелюдией к пункту более важному, а именно к тому, что сам Клод Уикем думает о русском балете, однако ответ ее оказался столь неожиданным, что оратор начисто сбился с мысли.
- Я его ни разу не видела.
- Что?! - Он уставился на нее, открыв рот. - Но... Как же...
- Я сама танцевала до замужества, - тем же монотонным, невыразительным голосом продолжала она. - А теперь...
- Не вариться же, право, всю жизнь в одном котле! - вставил ее муж.
- Балет! - Она повела плечом. - Я знаю все его секреты. Он мне неинтересен.
- О!..
Клоду Уикему понадобилось некоторое время, чтобы вновь обрести свой апломб, после чего он продолжил прерванные рассуждения.
- Кстати, о человеческих жизнях, - сказал мистер Саттертуэйт, - и об экспериментировании над ними. Все-таки этот эксперимент дорого обошелся России!
Клод Уикем круто развернулся в его сторону.
- Я знаю, кого вы сейчас вспомнили! - вскричал он. - Карсавину! Бессмертную, единственную Карсавину! Вы видели, как она танцевала?
- Трижды, - сказал мистер Саттертуэйт. - Два раза в Париже и один в Лондоне... Ее невозможно забыть! Он произнес это чуть ли не с благоговением.
- Я тоже видел ее на сцене, - сказал Клод Уикем. - Мне было десять лет, и дядя как-то взял меня с собой в театр. Она была божественна! Я буду помнить ее до конца дней своих!.. - И он в сердцах зашвырнул в клумбу недоеденную булочку.
- В одном берлинском музее есть ее статуэтка, - сказал мистер Саттертуэйт. - Отличная работа, передает ощущение этой ее необыкновенной хрупкости - будто она может рассыпаться от одного-единственного прикосновения. Я видел, как она танцевала в "Лебедином озере" , видел ее Коломбину и умирающую нимфу... <Карсавина/>Платоновна (1885 - 1978) - русская балерина, танцевавшая в Мариинском театре в Санкт-Петербурге, затем в труппе "Русский балет" С.П.Дягилева в Париже. Имеется в виду балет "Лебединое озеро (1876) П.И.Чайковского (1940-1893). Карсавина танцевала партию Коломбины в ряде балетных постановок, в частности в балете "Арлекинада" (1900) итальянского композитора Риккардо Дриго (1846 - 1930), много лет проработавшего в России.> Имеется в виду балетная миниатюра "Умирающий лебедь" французского композитора Шарля Сенсанса (1835 - 1921).> - Он помолчал, качая головой. - Это была гениальная балерина! Пройдут годы и годы, прежде чем родится другая такая... И ведь она была еще так молода! А погибла нелепо и бессмысленно в первые же дни революции.
- Безумцы! Дураки! Обезьяны!.. - захлебываясь чаем, рычал Клод Уикем.
- Я училась вместе с Карсавиной, - сказала миссис Денмен, - и довольно хорошо ее помню.
- Она была.., прекрасна, да? - спросил мистер Саттертуэйт.
- Да, - тихо сказала миссис Денмен. - Она была прекрасна.
Когда Клод Уикем наконец отбыл, Джон Денмен вздохнул с таким облегчением, что его жена рассмеялась.
- Я вас понимаю, - кивнул мистер Саттертуэйт. - Но, несмотря ни на что, этот юноша умеет писать настоящую музыку.
- Да? - сказал Денмен.
- Несомненно. Другое дело, надолго ли его хватит.
- То есть? - не понял Денмен.
- К нему слишком рано пришел успех - юношам это, как правило, вредит. Я не прав? - Он обернулся к мистеру Кину.
- Вы всегда правы, - сказал мистер Кин.
- Пойдемте в мою комнату, - пригласила миссис Денмен. - Там нам будет удобнее.
Она первая направилась к лестнице, остальные последовали за ней.
При виде китайской ширмы у мистера Саттертуэйта перехватило дыхание. Он поднял глаза и обнаружил, что миссис Денмен наблюдает за ним.
- Вы, говорят, всегда правы, - задумчиво кивнув, проговорила она. - Что вы скажете о моей ширме?
В ее вопросе ему вдруг послышался некий потаенный смысл, и, отвечая, он слегка волновался.
- Она... - он запнулся, подыскивая слова, - восхитительна. Более того, она бесподобна.