Улица Яффо

– Ты действительно хочешь, чтобы Башар погиб ни за что? Отец не хочет этого признавать, но он мертв! Слышишь, мертв!

– Я знаю, – тихо сказала она. – И он это знает.

Джибриль отпустил ее. Потерянно уставился на нее.

– Такая жизнь унизительна. Зачем она нужна.

– Послушай, Джибриль. Ты сейчас сделаешь то, что я скажу. Ты войдешь внутрь. Извинишься. И останешься вместе с отцом. Каждый день, каждую ночь ты будешь с ним, пока мы не вернемся в Яффу. Ты должен занять место Башара.

– А кто будет освобождать нашу родину?

– Мне ты, похоже, не доверяешь? – Амаль насмешливо рассмеялась.

– Тебе? Ты – девочка!

– И что? Я сильнее тебя.

Дверь открылась. На улицу проковылял Жорж.

– Кто здесь?

Амаль и Джибриль затаили дыхание. Амаль подтолкнула брата. Джибриль сделал несколько нерешительных шагов, схватил руку Жоржа и поцеловал ее. Жорж притянул Джибриля к себе. Джибриль обнял его с той же страстью, с какой несколько часов назад бил. В тусклом свете уличного фонаря Амаль видела, как Жорж повернул голову в ее сторону. Словно благодаря ее.

Глава 28

Палермо

Я тоскую по хлебу моей матери,
По кофе, который она варила,
По прикосновению моей матери.
День за днем детство во мне исчезает.
Я люблю свою жизнь,
А если бы я умер,
То стыдился бы
Слез моей матери.

Если я вернусь однажды к твоей любви,

Возьми меня платком для глаз твоих,
Покрой травой мои кости.
Я буду крещен чистотой твоих шагов,
Как на Святой земле.
Завяжи мой пояс прядью своих волос,
Нитью из одежды твоей.
Я мог бы стать богом,
Если бы я прикоснулся к самой глубине сердца твоего.
Если я однажды вернусь, возьми меня
Поленом для твоего очага,
Веревкой для белья в твоей руке на крыше твоего дома.
Без твоей молитвы
У меня нет сил стоять.

Я постарел.

Верни мне звезды моего детства,
Чтобы я нашел дорогу домой
С перелетными птицами,
В твое ожидающее гнездо.

Махмуд Дарвиш

Мы стоим перед кафе и смотрим на корабли. Небо светло-серое и безоблачное. Словно невидимая рука отдернула защитное покрывало ночи. Теперь мы на виду, и день смотрит на нас. Повсюду глаза. На той стороне моря черноволосая девушка идет по полю. В руке у нее школьная сумка без учебников. И я могу читать ее мысли.

У Элиаса звонит мобильный, но он не отвечает.

Утренний свет на его лице. Хрупкая, теплая улыбка. Хочу, чтобы он не прекращал рассказывать. Мне нравится, как история меняет его. Когда он говорит о матери, в словах его нет ни приукрашивания, ни злобы, он говорит с бесконечно терпеливой нежностью. Как будто каждое ее слово хранится между страницами альбома, как фотография, которая осталась в единственном экземпляре. Он испытывает собеседника, чтобы понять, достоин ли тот его доверия, и если да, то открывает тебе свой дом с такой щедростью, какой ты не ожидал. Но когда он говорит о ней, она ускользает. Амаль, обнимающая отца. Амаль, у которой будет сын. Амаль, которой больше нет.

– Когда я был маленьким, – рассказывает Элиас, – я спросил маму: «Почему политика? Почему бы тебе не заняться чем-то нормальным, как другие мамы?» В ответ она прочитала мне отрывок из книги.

– Какой книги?

– Из сборника стихов. Подарок Азиза. Она принесла книжку домой и куда-то положила. И однажды ночью услышала плач Джибриля. Когда она пришла утешить его, он спрятал книгу под одеяло и притворился, что не плачет. Позже она нашла сборник под его матрасом. Одно стихотворение было отмечено загнутым уголком. Тогда Амаль поняла. Его написал Махмуд Дарвиш в тюрьме – как письмо своей матери. Ummi.

Элиас знал его наизусть. Он меняется, когда говорит по-арабски. Как будто становится более свободным. Голос словно выходит из тени, расширяется, открывая незнакомое и полное красоты пространство.

– Она хотела мне этим сказать, что политика не была для нее чем-то абстрактным. Но тем, что мы проживаем каждый день. Кофе, хлеб и дом матери; политика означала восстановление разрушенного.

Его мобильный телефон звонит снова. Я начинаю всерьез тревожиться.

– Мне нужно кое-что знать, Элиас. Пожалуйста, скажи правду. В ночь, когда Мориц умер…

Он чувствует мое напряжение. Лицо становится непроницаемым.

– Ты был с ним?

– Да.

Мобильный телефон перестает звонить. Я смотрю ему прямо в глаза:

– Жоэль думает, что ты…

– Я знаю, что она думает. Я не убивал его.