Улица Яффо

Они решили отправиться в Вифлеем, к Амаль и бабушке. Надо было добраться туда до окончания войны. Больше всего Жорж боялся, что израильтяне снова объявят его «отсутствующим».

* * *

Джибриль толкал инвалидное кресло по дороге к мосту Алленби. На перекрестке с дорогой в Иерусалим всегда стояли общие такси или кто-то мог подвезти. Но сейчас там царил неописуемый хаос. Асфальт был разорван бомбами. Останки иорданских танков валялись вокруг, как разбросанные игрушки великана. Израильские танки и джипы перекрыли шоссе, ведущее в Иерусалим. Только пыльная дорога к мосту Алленби была открыта. Автобусы выгружали толпы палестинцев. Люди звали своих детей, стояли на жаре, толкались. Израильские солдаты, почти не говорящие по-арабски, совали им бумагу и ручки.

– Что здесь написано?

– Подписывай.

– Я не могу это прочесть.

– Подписывай!

– Эта бумажка ничего не стоит!

– Кем ты себя считаешь? Ты что, король Хусейн? Подписывай!

И они с ненавистью подписывали. Подписывали, чтобы им позволили перейти через Иордан. Они подписывались под тем, что никогда не вернутся.

* * *

Один дорожный знак указывал на Амман, другой – на Иерусалим. Мой отец ткнул в сторону, чтобы не смешиваться с потоком отчаявшихся людей, бредущих на восток к мосту. Но солдаты остановили их с Джибрилем.

– Идите в Амман! – крикнул один из них по-английски, указав винтовкой в сторону моста через Иордан. – А ну давайте!

Но отец упрямо направил свое кресло мимо солдата. Тот преградил ему путь. Старик в коляске против вооруженного мужчины. Джибриль встал перед отцом, защищая его.

– Куда вы идете? – крикнул солдат. Он был едва ли старше Джибриля. На нем были солнцезащитные очки.

– Автобус до Вифлеема, – тоже по-английски сказал Джибриль, указывая на автобусы.

Солдат покачал головой:

– Это поездка в одну сторону.

– Мы из Вифлеема.

– Дорога закрыта. Война.

– Нам надо домой.

– Это не моя проблема.

Отец взял Джибриля за руку и подтолкнул свое инвалидное кресло:

– Пойдем.

Джибриль последовал за ним, но солдат схватил его и пихнул в сторону толпы, идущей к мосту.

– Не трогай моего сына, – прошипел отец. – Кто ты такой?

Солдат поднял винтовку, чтобы ударить его прикладом по лицу.

– Нет! – крикнул Джибриль.

И тут мой отец дал себе пощечину. Потом еще одну.

– Кто дал тебе право бить меня? Единственный, кто может это сделать, это я сам!

И еще одну. Солдат в испуге отпрянул.

– Прекрати, папа! – кричал Джибриль. Ему было невыносимо смотреть на это.

И еще одну. Солдат решил, что старик сумасшедший. И отстал от них.

Им пришлось уйти с дороги, чтобы не наткнуться на солдат. Навстречу им шли беженцы.

– Откуда вы?

– Из Иерусалима, – отвечали беженцы.

– Вы должны остаться, – уговаривал их отец.

– Нет, и вы не ходите туда. Там стреляют, – возражали ему беженцы.

– Идем, Джибриль!

Джибриль толкал коляску по сухим полям. Ни единого дерева, которое бы отбрасывало тень. Гул самолетов и грохот взрывов. В какой-то момент у инвалидной коляски отломилось колесо. Джибриль пытался починить его, но тщетно. Отец проклинал Леви Эшколя и короля Хусейна. Джибриль взвалил отца на спину и двинулся дальше. Отец обхватил руками Джибриля за шею, а тот поддерживал его за ноги. Так они шли на запад, без воды, пока солнце не свалило их. Измученные, они опустились на сухую землю. Они вспоминали о лете 1948 года, как они несколько дней брели по жаре. Как тогда спустили мальчика на веревке в колодец и вытащили его. Как люди высасывали до последней капли влагу из его одежды.

* * *

Джибриль нес отца всю ночь. Они слышали выстрелы. Видели, как в темноте проезжают танки. На восходе солнца над оливковыми рощами разнесся призыв муэдзина. Они узнали церковные башни и минареты Вифлеема.

* * *

Улицы Старого города были пугающе пусты. Казалось, Вифлеем превратился в город-призрак. Отец и Джибриль в ужасе решили, что люди бежали и отсюда. Но потом увидели лица в окнах.

– Идите скорее домой! – крикнула пожилая женщина.

Был комендантский час. Никто не покинул город.

Мы с бабушкой выскочили из дома, заслышав крики соседей.

– Абу Башар вернулся! Хвала Аллаху!

Мы бросились в объятия друг друга прямо на пороге и обнимали их с такой силой, что Джибрилю пришлось опуститься на колени. Мы сидели на земле, обнявшись и плача. А потом укрылись в доме, пока нас не заметили солдаты. Мы дали им попить и поесть. Отец был слишком взволнован и не смог проглотить ни кусочка. Все это время он гладил Джибриля по голове, целовал его и плакал. Потом они рассказали, что произошло.

На стуле лежало мое почти готовое свадебное платье.

* * *

Военные джипы носились по пустым улицам. Мы слышали, как солдаты переговариваются по рации на иврите, и держались подальше от окон. Мы передавали еду с балкона на балкон. Мы объясняли детям, почему их не пускают на улицы. Мы тайно перебирались с крыши на крышу и обменивались новостями. Все знали истории беженцев 1948 года, но на этот раз, клялись мы друг другу, мы не позволим себя изгнать.

* * *

To exist is to resist, существовать – значит сопротивляться, написал кто-то на стене.

* * *