В начале июня мы пересадили папу из его инвалидного кресла в общее такси. Он отправился в Иерихон, чтобы вместе с Абу Сами спланировать свадебную церемонию. Джибриль поехал с ним, а я осталась управлять магазином. То были непонятные дни. Страной овладела неуверенность. Воздух был наэлектризован, как перед грозой. Гамаль Абдель Насер послал армию на Синай. «Голос арабов», панарабская радиостанция из Каира, била в барабаны войны. Но отец сказал: собаки, которые лают, не кусаются. Герои арабской нации уже предали однажды палестинцев.
Я восхищалась Гамалем Абдель Насером. Он не забыл Палестину. Он дал нам новую надежду. Его интересовала не только собственная власть, но и социальные преобразования, он желал освобождения арабов от опеки Запада. И освобождения арабских женщин от религиозного контроля. Он ввел избирательное право для женщин и высмеял лидера «Братьев-мусульман»:
Когда началась война, я дробила орехи в лавке. И услышала, что соседи выбегают из домов. На улицах царило неописуемое ликование. Незнакомые люди танцевали друг с другом дабке. Все слушали радио. Я раздавала сладости.
– Ты снова увидишь море, милая, – сказала бабушка.
Я верила в это. Все поверили в это, на целый день. Но я волновалась за отца. Он должен был вернуться как раз в этот день. Открыты ли дороги? Где вообще она происходит, эта война?
Иерихон у Иордана. Иерихон под солнцем. Здесь всегда было жарко, здесь редко дул ветер. А когда поднимался, то был так силен, что от пыли перехватывало дыхание. Иерихон, самый древний и самый низкий город в мире. Лагеря беженцев на окраинах превратились в трущобы. Там были дома, которые не заслуживали такого названия, и узкие улочки, забитые детьми. И новое поколение, уставшее ждать.
Жорж и Джибриль сидели в гостиной Абу Сами, когда услышали первые самолеты. Джибриль выскочил на крышу. Сотни людей стояли на крышах домов, построенных вплотную друг к другу, и махали руками реактивным самолетам, проносящимся над равниной. Наши освободители! Но они пришли не с той стороны, подумал Джибриль. С запада. Они летели так низко, что пронзительный гул заглушал радостные возгласы. Только когда они с ревом промчались над его головой, Джибриль увидел под крыльями звезды Давида. Двое фидаинов выстрелили из винтовок им вслед. Через несколько секунд самолеты пересекли реку Иордан.
Однако они все равно верили тому, что говорило каирское радио.
Пока не появились танки. Пока не начали падать бомбы. Пока не пришли вести о новых беженцах на дорогах. Израильтяне сбрасывали листовки.
Первые семьи принялись грузить матрасы на ослов и машины. Абу Сами открыл свой магазин, чтобы раздать беженцам еду. Его жена и Сами помогали ему. И в этом хаосе Абу Сами потерял самообладание. Как будто страх был волной, которая его подхватила. Наверно, из-за младшей дочери, у которой была болезнь почек. Каждые две недели ее нужно было возить на диализ. В Амман, в Иорданию.
Мой отец схватил Абу Сами за костюм в пылу спора. «На этот раз мы не должны убегать! – кричал он. – На этот раз мы должны остаться! Если я куда и пойду, то только на запад. В Яффу!»
Но мой отец проиграл битву за своего друга. Абу Сами вместе с женой и детьми забрались на перегруженный грузовик. Вслед за родственниками и соседями. В конце концов, это было всего несколько километров. Израильская пехота остановилась у реки Иордан; на восточном берегу находились иорданцы.
Уже сидя в грузовике, Абу Сами передал моему отцу ключ от дома.
А Сами? Он не мог бросить семью.
– Скажите Амаль, что я приеду в Вифлеем, – крикнул он, когда грузовик отъехал.
– Когда?
– Не волнуйтесь. Я приеду к вам, иншаллах!
Когда утром Джибриль с отцом вышли за дверь, в лагере было тихо, как в городе-призраке. Бесхозные козы и куры бесстрастно бродили под солнцем. Уже сейчас стояла удушающая жара.