На проспекте Бургибы в центре города один из двух мужчин вышел из машины. Другой поехал дальше с Амаль. Через несколько улочек, перед самой мединой, Амаль вышла из машины. Улица Али Бах Хамба. Мориц перестал следовать за «пежо» и ехал теперь на самой низкой скорости. Она скрылась в небольшом магазине, купила хлеб, сыр и воду, затем двинулась дальше и вошла в один из белых четырехэтажных жилых домов. Номер 16. Он припарковался. Это могла быть улица в Париже или Марселе, если бы не голос муэдзина. Стаи ласточек над домами в последних лучах солнца. Улица опустела. Прохожие торопились домой и в мечети, к семьям – в ожидании, когда можно будет сесть за стол.
На панели звонков не было никаких имен. Из стены торчали провода. Штукатурка осыпалась, освещения нет. Мориц двинулся по лестнице. Лепнина в стиле модерн и потеки от воды – наверно, трубы прохудились. Ни на одной из дверей нет таблички с именем. Внезапно сверху донеслись шаги. Женские. Ему ничего не оставалось, как подниматься дальше, рассчитывая на темноту. Он узнал Амаль, она несла коробку, пахнущую ароматной свежей выпечкой. Он опустил голову, она коротко поздоровалась по-арабски и быстро прошла вниз. Кровь стучала в ушах так громко, что Морицу чудилось, что и Амаль должна услышать. Он заставил себя выждать и тоже стал спускаться. Когда он вышел на улицу, она уже исчезла.
Мориц ждал в машине. Ночь быстро опускалась.
Проводила ли она ночи у мужчины?
Где ее ребенок?
Темные личности на улице – мужчины, с которыми женщине лучше не встречаться. Из окон несутся негромкие голоса, стук тарелок. Город затаил дыхание. Потом, как будто дирижер за кулисами перешел на аллегро, люди высыпали из домов. На лицах больше не было усталости. Семьи с детьми, компании, все веселые. Ярко освещенные кафе быстро заполнялись, Мориц чувствовал запахи выпечки, кардамона и кофе.
Внезапно он перенесся на улицу Яффо. В ночи, когда Ясмина встречалась со своим психоаналитиком возле пекарни. Его жена среди бессонных фигур. Она – ускользающая и он – одержимый. Мориц постарался не дать волю воспоминаниям, чтобы они не захлестнули его. А они лишь притаились, поджидая его, где-то за следующим углом.
Амаль не вернулась.
На следующий день случилась та же самая игра. Но в этот вечер Амаль осталась в квартире. Мориц дождался, пока везде погаснет свет. Когда она закрывала ставни, он смог разглядеть ее лицо. Она жила на четвертом этаже, на самом верху. Она не вызывает во мне прежних чувств, подумал он, проверяя себя. Ни сострадания, ни разочарования. Он уже не ощущал желания защитить ее. Мориц верил, что на этот раз сможет успешно довести свою миссию до конца.
В пять утра Мориц проснулся, чтобы продолжить наблюдение. Если ее ребенку сейчас двенадцать, она, наверно, поведет его в школу. В шесть он был на ее улице. В четверть восьмого Амаль вышла из дверей. Вместе с мальчиком лет двенадцати. Черный локон падал на его красивое лицо. Амаль несла кожаную школьную сумку и поторапливала. Мориц двинулся за ними. Через несколько улиц она попрощалась с мальчиком перед входом в гимназию. Белые стены, высокие окна. Нечто среднее между зданием посольства и фортом иностранного легиона. Лицей Бургибы.
Амаль торопливо пошла дальше, вероятно к автобусу или месту встречи, где ее заберет мужчина на «пежо». Мориц решил остаться с ее сыном, не объясняя себе, почему так поступает.
Он дождался перемены и прошел через ворота в широкий двор, где кучковались подростки. Мориц сразу же заметил его. Что-то выделяло мальчика среди других детей. Одиночество и какая-то одухотворенность. Маленький принц в изгнании. Он сразу понравился Морицу. Быть может, мальчик напомнил ему собственное детство, изгойство в берлинской школе-интернате. Но чем этот мальчик отличался от Морица, так это чувством спокойного превосходства, которое от него исходило.
Мориц подумал о Халиле, его отце. И о словах Ронни.
Мориц бросил жетон в щель и набрал номер в Западной Германии. Номер точного времени. Затем начал говорить. На немецком. Количество товара, сроки поставок, цифры продаж. В соседних кабинках люди громко кричали в телефонные трубки. Таксофонные центры – странные места. Если в Германии это просто телефонные будки, то здесь на каждом углу это маленькие, тускло освещенные лавки, где уединение невозможно, но поскольку все оглушительно орут, не возникает ощущения, что тебя подслушивают. Восемь телефонных кабинок, и только две сейчас были свободны. Мориц уже знал, что в квартире у Амаль нет телефона и по дороге домой с Центрального рынка она любила зайти в лавку на Рю д’Аллемань, Немецкой улице, чтобы кому-нибудь позвонить.