Он огляделся в поисках лопаты. Ничего не найдя, он обошел церковь. Дорожка была почти непроходима. Он подергал дверь, ведущую в приходской зал, и обнаружил, что она закрыта. Черный «Крайслер Крузер» пастора стоял на подъездной дорожке, почти полностью погребенный под снегом.
– Энтони.
Он обернулся. Квентин Скорый стоял в дверях пасторского домика. Поверх черной рясы на нем был пуховик.
– Доброе утро, святой отец, – отозвался он. – Я просто искал лопату. Ступеньки очень скользкие.
– Нет нужды. Утренней мессы не будет. Я попросил уборщика повесить объявление на дверь. – Священник закутался в пуховик. – У нас посреди ночи отключилось электричество. Видимо, как и у половины города восточнее Лисбон-авеню.
– Я на западной стороне, – сказал Энтони. – Там все в порядке.
Пастор застегнул пуховик до самого подбородка.
– Вообще-то я рад, что ты пришел. Не зайдешь на минутку?
Энтони отряхнул снег с ботинок и прошел за ним в приходской домик. Он бывал там всего лишь раз, двадцать лет назад, когда вместе с отцом ходил обсудить со священником похороны бабушки Бланшар. Его тогда поразила мрачность этого места: темная, тяжелая мебель, красноватый свет, проникавший внутрь через тонированные оконные стекла. Насколько он мог судить, с тех пор внутри ничего не изменилось. В комнате было так холодно, что изо рта шел пар.
Пастор провел его в дальний кабинет. Еще больше темной мебели, больше тонированных стекол.
– Присаживайся. Я собирался объявить сегодня, но у «Грэнтем Электрик», видимо, другие планы. Вообще-то я даже немного рад. Тяжело быть гонцом, который приносит дурные вести. – Пастор сложил руки на столе. – Архиепископ сообщил мне, что церковь Святой Димфны планируется закрыть.
Слово прозвучало, как глухой удар.
– Закрыть, – глупо повторил Энтони.
– Это бюджетная политика. Паства Святой Димфны возрастная. Приход с каждым годом становится все меньше. А содержать церковь стоит денег. Коммунальные услуги, ремонт, смотритель, чтобы снег чистить. Епархия не может позволить себе столько маленьких приходов. Не говоря уже о том, чтобы найти туда священника. – Отец Квентин виновато улыбнулся. – Мы не просто так молимся о призваниях. Мы испытываем нехватку уже много лет, и становится только хуже. За многими из нас и так уже закреплено по два прихода. Я полжизни провожу, мечась туда-сюда между Грунтуемом и Фрэмингемом. Это становится невыносимо.
Повисла пауза.
– И что теперь будет? – сказал Энтони.
– Святая Димфна войдет в состав другого прихода, Святого сердца в Данстере.
– В Данстере? – Города соединяла одна-единственная двухполосная дорога. По будням она была забита пробками – по ней люди пробирались к шоссе. Энтони подумал о миссис Моррисон и Миссис Макганн, о миссис Паоне в ее инвалидном кресле. Да они в жизни не проделают такой путь. Он и сам не проделает. Он попытался представить свою жизнь без ежедневных прогулок до церкви Святой Димфны без этого ежедневного ритуала, который излечил его голову.
– Я объявлю об этом завтра, если погода позволит. Надо думать, это станет удручающей новостью. Мне кажется, что вы очень хорошо ладите с пожилыми прихожанами. Хорошо было бы иметь вас под рукой. – Пастор встал. – Мне очень жаль, Энтони. Поверьте, я никак не могу повлиять на это решение. Мне очень нравится Святая Димфна, и мне грустно будет наблюдать ее закрытие.
– Мне тоже. – Энтони крестили в церкви Святой Димфны. Бабушка Бланшар венчалась здесь, только-только сойдя с корабля из Ирландии. Квентин Скорый провел здесь семь месяцев.
– Святая церковь уже переживала бури, – сказал отец Квентин. – А сейчас, боюсь, сезон бурь.
НА УЛИЦЕ ВСЕ ЕЩЕ ШЕЛ СНЕГ. Идя в обратном направлении, Этони разглядел собственные следы, едва различимые под свежим снегом.
В Грэнтем было тихо, улицы безмолвствовали. Отец Квентин был прав: во всех домах к востоку от Лисбон-авеню было темно. «Данкин Донатс» словно вымер, вывеска погашена. Открытой казалась только аптека. Он подумал о ждущем его пустом доме с кучей часов. Он, словно беженец, побрел в сторону неоновой вывески. Для утра буднего дня аптека была на удивление оживленной. Он занял очередь к кассе. Его лечащий врач выписал ему рецепт на очередное лекарство, которое ему не поможет, но если страховка его покрывала, то можно и захватить. Объясняя это кассиру, он заметил сутулого лысеющего мужчину, изучавшего витрину с наколенниками.
– Пап? – сказал он.
Отец, казалось, был поражен, увидев его.
– Энтни? – хрипло прокаркал он. – Что ты тут делаешь?
Пару секунд они стояли, таращась друг на друга. Отец выглядел изможденным, постаревшим. На нем была видавшая виды куртка «Кархарт» – пережиток времен в бригаде «Манчини», – которая теперь казалась на нем слишком большой. К ней пристал запах, душок пожилого человека, смесь шариков от моли, метеоризма и ментоловых леденцов от кашля.
– Получаю свои таблетки, – сказал Энтони.
– Как дела вообще?
– Да нормально вроде.
– Работаешь?
– Я на пособии.
Его отец сдвинул брови, словно что-то об этом припоминал.
– А что с тобой такое?
– Голова, – сказал Энтони.