Он лежал без сна и думал о спавшей за стенкой дочери Свита. Когда он взял ее за руку во время молитвы, на ощупь она была точь-в-точь как материнская, и эта деталь показалась ему очень важной. Обе руки были теплые и нежные, словно принадлежали одной женщине. Их руки были абсолютно одинаковыми.
Он встал рано и уехал до рассвета, пока вся семья еще спала. Он больше никогда не видел Ларри Свита. Он запомнил ту жаркую летнюю ночь и девочку-подростка, спавшую через стенку, на всю оставшуюся жизнь.
Надо было ее забрать, думал он.
Задним числом такое решение казалось ему очевидным. Дочка Свита была маленькой и худенькой. Она весила не больше, чем средняя собачонка.
КОГДА ОН ПЕРЕСЕК ГРАНИЦУ НЬЮ-ЙОРКА, ДЕСНУ УЖЕ НАЧАЛО ДЕРГАТЬ. Он осмотрел лицо в зеркало заднего вида. Он пожалел, что не взял с собой аспирин, хотя, пожалуй, он бы уже не помог. Дома в аптечке у него было единственное средство, которое иногда помогало: гель для младенцев, у которых режутся зубы.
Он произнес эти слова вслух; он узнал голос. Это не был голос бога, или Дага Стрейта, или Тима Маквея, раз уж на то пошло. Он говорил голосом своего отца.
Все разваливалось.
ОН ДО СИХ ПОР НЕ ЗНАЛ ТОЧНО, ЧТО ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ НА МЕРСИ-СТРИТ.
При первом и самом удачном сценарии он попадет в клинику без сопротивления. Но надеяться на это не стоило. Виктор не мог сказать, насколько вероятен был такой исход.
При втором, теоретически самом неудачном, сценарии, он столкнется с вооруженным сопротивлением. Но Виктор Прайн никогда не бежал от опасности. В душе он все еще был солдатом, морально и физически готовым сделать то, что нужно сделать.
Челюсть ритмично пульсировала.
Третий сценарий был самым сложным. В третьем сценарии он будет вынужден перестроиться. Если он не сможет найти Коламбию, в клинике было еще много ценных мишеней – включая, но не ограничиваясь, самих аборционистов.
Третий сценарий, надо сказать, оставался для него туманным. Непонятно было, как он станет искать аборциониста и как его узнает. Здесь помогли бы разведданные, верный сержант, который собрал бы для него информацию. Что ему было нужно сильнее всего, так это наземные войска.
Разумеется, с наземными войсками отпала бы вся надобность этой миссии. Эта мысль была ему не в помощь.
В четвертом сценарии, самом лучшем, он обнаружит Коламбию и загонит ее в замкнутое пространство.
Он подумал о лани, которую упустил в лесу у озера Грэнтем, и о дочери Ларри Свита. Больше он такой ошибки не допустит.
В туалете заправки на севере Нью-Йорка он сунул в рот пальцы и вырвал зуб.
ВИКТОР ВЕРНУЛСЯ НА ДОРОГУ.
Рот горел огнем. Удаление зуба не решило проблему. Удаление зуба ввергло его в новую пучину боли.
Он беспомощно вспомнил о геле для младенцев. В его уязвимом состоянии от одной этой мысли на глаза навернулись слезы. Он представил, что он плачущий от боли младенец, а красивая молодая мать успокаивает его. Представил нежные пальцы у себя во рту, втирающие гель ему в десны.
Он свернул в ближайший съезд и увидел неподалеку аптеку. Припарковавшись, он зашел внутрь. В зале почти никого не было. Он походил по рядам, пока не заметил то, что искал. «Ора-гель Экстра», для облегчения боли при прорезывании зубов. На упаковке была фотография круглолицего младенца с широкой улыбкой, демонстрирующей единственный зуб.
Сотрудница за кассой листала журнал. Дородная, круглолицая девица, уже не в расцвете, с мясистыми плечами и упругой полкой грудей, выдающихся, как фигура на носу корабля. Обычная женская особь, ничего особенного. Такой никогда не светило оказаться в «Зале позора».
– Вы нашли, что искали? – спросила она, практически не отрывая глаз от журнала. Рука, переворачивающая страницы, казалась пухлой и мягкой, ногти выкрашены в жемчужно-розовый цвет.
– Да, мэм.
«Посмотри на меня, – подумал он. – Пожалуйста, посмотри на меня».
Он не смог бы объяснить, почему это вдруг оказалось так важно.
– Хорошего дня, – сказала кассирша, протягивая ему сдачу.
Вернувшись в пикап, он осмотрел десны в зеркало заднего вида; на месте зуба зиял чудовищный кратер. На него даже смотреть было больно, не говоря о том, чтобы коснуться.
Он подумал о пухлых, белых руках кассирши. Он мог бы вернуться и попросить ее намазать ему десны. Его остановил здравый смысл. Он пока еще был достаточно вменяем, чтобы понимать, что это плохо кончится; что она, скорее всего, вызовет полицию.