Улица Светлячков

Кейт подняла глаза. Рядом стояла Талли – в черных джинсах и белом свитере из ангорки с вырезом лодочкой. Несмотря на безупречную прическу и макияж, выглядела она усталой. И явно нервничала.

– Ты еще здесь?

– Думала, я уеду и брошу тебя? – Она попыталась улыбнуться, но вышло неправдоподобно. – Я тебе чаю взяла.

Кейт уставилась на пенопластовый стаканчик. Наверняка ведь ее любимый «Эрл Грей», и сахара в нем ровно столько, сколько нужно.

Только таким способом Талли умела извиниться за свой поступок. Кейт понимала, что если примет сейчас этот чай, то придется забыть обо всем: о предательстве, о пощечине – притвориться, что этого не было, вернуться на знакомую накатанную колею, давным-давно соединившую их жизни. Ни о чем не жалеть, не держать зла. Снова сделаться Талли-и-Кейт – настолько, насколько позволит взрослая жизнь.

– Репортаж получился хороший, – сказала она ровным голосом.

Взгляд Талли умолял: прости, пойми, но вслух она сказала только:

– На той неделе я начинаю вести утренние новости. Пока на замену, а там посмотрим.

«Так вот за что ты меня продала», – подумала Кейт, но тут же поняла, что произнести это вслух ни за что не решится. Вместо этого она сказала:

– Поздравляю.

Талли протянула ей стаканчик:

– Возьми, Кейти. Пожалуйста.

Кейт долго смотрела на нее, не говоря ни слова. Она страшно хотела, чтобы Талли извинилась по-настоящему, но и сама понимала, что не дождется даже короткого «прости». Так уж Талли устроена. Бог знает почему – надо думать, Дымка постаралась, – но Талли никогда не умела просить прощения. Такой вот странный шрам остался от душевных ран, нанесенных еще в детстве. После долгой паузы Кейт приняла стакан из ее рук.

– Спасибо.

Лицо Талли расплылось в улыбке. Она села рядом с Кейт и, не успев даже стул придвинуть к столу, начала говорить. Уже через несколько минут они обе смеялись в голос. Так уж бывает с лучшими подругами. Они как сестры или мамы – порой бесят, порой расстраивают, порой разбивают сердце, но всякий раз, стоит случиться беде, они тут как тут, могут поддержать и рассмешить даже в самую трудную минуту.

Глава двадцать вторая

Ничего хорошего этот год им не принес, и все же Кейт ни на минуту не забывала, что все могло сложиться куда хуже. В первые месяцы после возвращения из Германии она едва узнавала в этом почти чужом человеке своего мужа. Его мозг восстанавливался медленно, и он нередко выходил из себя, когда в очередной раз не мог вспомнить слово или уцепиться за промелькнувшую в голове мысль. Кейт провела много часов в реабилитационном центре: иногда участвовала в занятиях Джонни с врачами, иногда просто ждала его в вестибюле, держа Мару на руках.

Едва они вернулись домой, Мара почувствовала, что с папой что-то не так, и, сколько Кейт ее ни обнимала, сколько ни укачивала, успокаиваться не желала. Она часто просыпалась среди ночи и безутешно плакала, пока Кейт не забирала ее к себе в постель (миссис М., узнав об этом, лишь закатила глаза, достала сигарету, щелкнула зажигалкой и мрачно предрекла: «Еще пожалеешь»).

С приближением праздников Кейт старательно украсила все комнаты в доме, надеясь, что знакомые рождественские гирлянды и елочные игрушки помогут снова сплотить распадающуюся на части семью.

Во время традиционного часа «разговоров о своем», потягивая из бокала вино, она начала было говорить маме и тете Джорджии, что отлично справляется, но вдруг, не сдержавшись, разрыдалась.

Мама взяла ее за руку:

– Ничего, ничего, милая, поплачь, выплесни все, что накопилось.

Но Кейт слишком боялась того, что могло выплеснуться из нее наружу.

– Да все нормально, – сказала она. – Просто год выдался тяжелый.

В дверь позвонили, тетя Джорджия поднялась с дивана:

– Это, наверное, Рик и Келли.

Но это оказалась Талли. В своем белоснежном кашемировом пальто и идеально к нему подходящих брюках она выглядела просто шикарно. В руках у нее было подарков на три семьи, не меньше.

– Только не говорите, что начали «разговоры о своем» без меня. Если так, придется начать заново.

– Ты же говорила, что уезжаешь в Берлин? – отозвалась Кейт, жалея, что не накрасилась и не оделась получше.

– Ну и что теперь, Рождество пропускать? Вот еще.

Она свалила подарки под елкой и крепко обняла Кейт, которая лишь теперь поняла, как сильно соскучилась.

С приходом Талли ленивые «разговоры о своем» превратились в настоящую вечеринку. В час дня, когда давно было пора ставить индейку в духовку, мама и тетя Джорджия еще танцевали под «Аббу» и Элтона Джона, подпевая дурными голосами.

Кейт стояла у елки. Комната, казалось, наполнилась светом. И как у Талли получается запросто становиться душой любой компании? Может, дело в том, что она не занимается всякой унылой работой? Ни тебе уборки, ни готовки, ни стирки.

Когда на пороге показался Джонни, Кейт заметила, что он почти не хромает.

– Привет, – сказал он, подходя.

– Привет.