Улица Светлячков

– Я тебя люблю, моя кроха, – сказала она, нарочно используя слово, давно пылившееся на полках прошлого, рядом с плюшевым Элмо и коробкой для обедов с Винни-Пухом. – Помнишь, как мы с тобой танцевали под те старые песни Линды Ронстадт?[129]

Мара бросила на нее короткий взгляд. На секунду – всего на одну секунду – они снова стали мамой и ее крохой, и хотя это не продлилось долго, не могло продлиться долго среди ураганов переходного возраста, Кейт снова ощутила надежду, что сегодняшний день заново соединит их с дочерью и они станут неразлучны, как прежде.

Мара будто собралась сказать что-то, но в последний момент передумала и лишь улыбнулась:

– Помню.

Кейт захотелось обнять дочь, но она прекрасно понимала, что это не произведет желаемого эффекта. За последнее время она усвоила, что физический контакт – лучший способ оттолкнуть Мару.

– Кейтлин и Мара Райан?

Обернувшись, Кейт увидела на пороге красивую молодую женщину с планшетом для записей в руках.

– Мы готовы начинать.

Кейт протянула руку, а Мара была слишком взволнована, чтобы отказаться ее принять. Женщина отвела их в зеленую комнату, где им полагалось ждать своего выхода.

– В холодильнике есть вода, в корзине – закуски, – сказала она, вручая Кейт петличный микрофон и блок питания, который нужно было закрепить на поясе. – Таллула сказала, что вы умеете с этим обращаться?

– Умела когда-то давно, думаю, справлюсь. И Маре покажу. Спасибо.

– Отлично. Я вернусь за вами, когда время придет. Как вы знаете, у нас сегодня прямой эфир, но об этом не переживайте. Просто будьте собой.

И с этими словами она удалилась.

Все это на самом деле происходит. Как же много значил для Кейт такой шанс восстановить утраченную близость с дочерью.

Мгновение спустя раздался стук в дверь.

– Ваш выход, Кейтлин, – сказала женщина. – Мара, ты пока остаешься. За тобой вернемся через минуту.

Кейт направилась к двери.

– Мам! – воскликнула Мара резко, будто внезапно вспомнила о чем-то важном. – Мне нужно тебе кое-что сказать.

Кейт с улыбкой обернулась:

– Не переживай, милая, все будет отлично.

Вслед за сопровождающей она вышла в коридор, где туда-сюда сновали люди. Сквозь стены до нее долетали аплодисменты и даже редкие смешки.

У самого края сцены провожатая Кейт остановилась.

– Выходите, как только услышите свое имя.

Дыши.

Живот втяни. Спину выпрями.

На сцене раздался голос Талли:

– А теперь давайте поприветствуем мою подругу Кейтлин Райан.

Кейт неуклюже вывалилась из-за кулис прямо в зарево прожекторов. Растерявшись под этим ярким светом, она медленно осознавала окружающую действительность.

Вот Талли улыбается ей, стоя посреди сцены.

А вот позади нее доктор Тиллман, психиатр, специалист по семейному консультированию.

Талли, преодолев расстояние между ними, взяла ее под руку. Под грохот аплодисментов она прошептала:

– Мы в прямом эфире, Кейти, вливайся потихоньку.

Обернувшись, Кейт увидела на экране позади себя фотографию двух женщин, орущих друг на друга. Затем она взглянула в зал.

В первом ряду сидели Джонни и ее родители.

Талли повернулась к зрителям:

– Сегодня мы с вами поговорим о гиперопеке, из-за которой девочки-подростки порой ненавидят своих матерей. Наша цель – наладить диалог, разобрать завалы на месте отношений, рухнувших с приходом подросткового возраста, и сделать так, чтобы мать и дочь снова научились понимать друг друга.

У Кейт кровь отхлынула от лица.

– Что?

Доктор Тиллман выступил из тени и направился к своему креслу.

– Порой матери, в особенности контролирующие и доминирующие, собственноручно разрушают хрупкую психику своих детей, даже не осознавая этого. Такие дети напоминают растения, которым не хватает свободного пространства, чтобы по-настоящему расцвести. Им нужно вырваться на свободу, набить собственные шишки. А мы им только мешаем, когда оплетаем их сетью правил и жестких запретов, притворяясь, будто в этой сети они в безопасности.

Кейт вдруг совершенно отчетливо осознала, что именно здесь происходит.

Ее обвиняют в том, что она плохая мать, – на федеральном телевидении, на глазах у ее семьи.

Она вырвалась, отступила от Талли:

– Что ты вытворяешь?

– Тебе нужна помощь, – произнесла Талли спокойно, с ноткой грусти в голосе. – И тебе, и Маре. Я боюсь за вас. Твой муж боится за вас. Он умолял меня помочь. Мара давно хотела поговорить с тобой об этом, но не решалась.

На сцене, широко улыбаясь, появилась Мара.

Кейт почувствовала, как на глазах выступают слезы, и собственная очевидная уязвимость лишь подогрела ее гнев.

– Поверить не могу, что ты так со мной поступила.

К ним подошел доктор Тиллман:

– Не сердитесь, Кейтлин, Талли лишь по-дружески пытается вам помочь. Вы топчете ранимую душу дочери. И Талли надеется, что вы сможете пересмотреть свои воспитательные практики…