Улица Светлячков

Больше ничего Кейт сказать не успела – дверь распахнулась, и на пороге появился Чед с двумя пенопластовыми стаканами кофе.

– Проснулась, – тихо сказал он, опуская стаканчики на стол.

– Только-только. И разумеется, ее куда больше заботят шансы получить «Эмми», чем собственное здоровье. – Кейт взглянула на Талли: – Оставлю вас наедине ненадолго.

– Но ты же не уезжаешь?

– Я попозже вернусь, когда все остальные уйдут.

– Ура, – сказала Талли. – Ты мне нужна.

Когда Кейт вышла из палаты, Чед занял ее место у кровати.

– Я уж думал, что потерял тебя.

– Да все со мной нормально, – нетерпеливо перебила она. – Ты передачу-то видел? Что скажешь?

– А по-моему, с тобой не все нормально. Ты самая ненормальная из всех, кого я знаю, но я тебя люблю. Всю ночь думал, как буду без тебя жить, и мне эта идея совсем не понравилась.

– Да с чего ты вдруг будешь жить без меня? Вот она я.

– Выходи за меня, Талли.

Она едва не рассмеялась, до того это походило на шутку, но потом увидела страх, плескавшийся в его взгляде. Он и правда боялся потерять ее.

– Ты серьезно? – спросила она, хмурясь.

– Мне предложили работу в университете Вандербильта в Теннесси. И я хочу, чтобы ты поехала со мной. Ты меня любишь, Талли, даже если сама этого пока не поняла. И я тебе нужен.

– Разумеется, ты мне нужен. А медиарынок Теннесси входит в топ-40?

Его лицо помрачнело, улыбка исчезла.

– Я люблю тебя, – повторил он, на этот раз совсем тихо, – слова, не скрепленные поцелуем, звучали невесомо.

Дверь в коридор отворилась – на пороге, уперев руки в бедра, стояла миссис Маларки, походившая в своей джинсовой юбке и клетчатой блузке с отложным воротничком на статистку из «Свободных»[89].

– Медсестра сказала, еще пять минут – и всех посетителей выставят.

Наклонившись, Чед поцеловал Талли. Этот нежный поцелуй, надолго запавший ей в память, каким-то непостижимым образом одновременно сблизил их и обнажил огромную пропасть, которая их разделяла.

– Я любил тебя, Талли, – прошептал он.

Любил? В смысле – «любил»? Почему в прошедшем времени?

– Чед…

– Она вся ваша, Марджи, – сказал он, отворачиваясь от кровати.

– Не хотела вас прогонять, – ответила миссис Маларки.

– Ничего страшного. Мне в любом случае уже пора. Прощай, Талли.

Протиснувшись мимо миссис Маларки, он вышел из палаты, и дверь за ним с грохотом захлопнулась.

– Ну, здравствуй, моя девочка, – сказала миссис Маларки.

И Талли, удивив сама себя, вдруг разрыдалась.

Миссис Маларки сидела рядом и гладила ее по волосам, давая выплакаться.

– Видимо, я все-таки сильно испугалась.

– Тихо, тихо, – нежно шептала миссис Маларки, утирая ей слезы бумажной салфеткой. – Конечно, испугалась, но мы здесь, мы с тобой. Ты не одна.

Постепенно боль в груди отступила, слезы высохли. Почувствовав себя лучше, Талли провела ладонью по глазам, попыталась улыбнуться.

– Ладно, теперь готова, можете меня ругать.

Лицо миссис Маларки приняло То Самое Выражение.

– Твой преподаватель, Таллула?

– Бывший преподаватель! Вот поэтому я вам ничего и не рассказывала. Вы бы все равно сказали, что он для меня слишком старый.

– Ты его любишь?

– Да откуда ж я знаю?

– Когда любишь – знаешь.

Талли подняла глаза на миссис М. Впервые в жизни ей казалось, что из них двоих именно она старше, именно она больше повидала в жизни. В семье Маларки все считали, что любовь – это такая крепкая, долговечная штука, которую ни с чем не перепутаешь. Пусть Талли и не слишком давно жила на белом свете, но знала наверняка, что любовь бывает хрупкой, как воробьиная косточка. Впрочем, вслух она этого говорить не стала. Ответила просто:

– Ну, может.

За одну ночь Талли стала местной знаменитостью. Газетный обозреватель Эммет Уотсон ненадолго перестал возмущаться, что штат Вашингтон на глазах превращается в Калифорнию, и написал колонку о беспримерном мужестве Талли Харт, чьей готовностью жертвовать собой ради исполнения журналистского долга мы все должны гордиться. Радиостанция KJR целый день крутила рок-н-ролл в честь «той девицы из новостей, которая микрофоном отбилась от преступника», и даже в местной юмористической программе «Почти в прямом эфире!» показали скетч, в котором Талли, одетая как Чудо-женщина, лихо расправлялась с незадачливым грабителем.

Ее завалили цветами и воздушными шарами; на открытках мелькали имена, которые обычно слышишь в новостях. К среде ей уже приходилось передаривать букеты другим пациентам. А приставленные к ней медсестры были вынуждены заодно обучиться профессиям вышибалы и телохранителя.

– Так, ты у нас умная, придумай, что мне делать?

Талли сидела в постели, перебирая стопку розовых бумажек, которые Кейт принесла из офиса, – сообщения, скопившиеся за время ее отсутствия. Список имен был весьма впечатляющий, но сосредоточиться все равно не получалось. Рука болела, да и бандаж мешал выполнять даже самые простые действия. Но сильнее всего отвлекали мысли о Чеде и его внезапном предложении.

– Нет, ну серьезно, Теннесси? Еще бы в Небраску позвал.

– Ага.

– Как мне куда-то пробиться в такой глуши? Хотя, может, как раз в глуши меня сразу заметят и я быстрее сделаю карьеру?