Улица Светлячков

Это я порекомендовал тебя на KLUE-TV, так что я заранее знаю новость, которой ты пришла со мной поделиться, и ужасно тобой горжусь. Я всегда в тебя верил.

Соглашаясь на работу в университете Вандербильта, я прекрасно понимал, чем это обернется для нас. Надеялся, конечно… но понимал.

Тебе от мира нужно все и сразу. А мне нужна только ты.

Не получается из нас идеальной пары, правда?

Но это не меняет главного: я никогда не перестану тебя любить.

Зажги этот мир.

И короткая подпись: «Ч.»

– Я думала, он меня любит, – сказала Талли, когда Кейт вернула ей листок.

– Очень похоже на то.

– Тогда почему он меня бросил?

Кейт услышала в этих ее словах эхо прошлого – боль маленькой девочки, которую столько раз бросала мать.

– Ты ему говорила, что любишь его?

– Не смогла.

– Тогда, может, и не любишь на самом деле?

– А может, и люблю, – со вздохом сказала Талли. – Просто так, блин, трудно верить в эту вашу любовь.

В этом и состояло коренное отличие между ними: Кейт в любовь верила всем сердцем. Жаль только, ее угораздило влюбиться в человека, который редко вспоминал о ее существовании.

– В любом случае, главное – это карьера. Влюбиться и выйти замуж всегда успеешь.

– Да. Мы на пути к успеху.

– Ага.

– И меня еще кто-нибудь обязательно полюбит.

– Весь мир тебя полюбит.

Эти последние слова запали Кейт в душу, и она продолжала вспоминать их еще долго после того, как Талли сказала: «Ну и в жопу его тогда» – и вымученно рассмеялась. Кейт вдруг охватил страх.

Что, если весь мир и вправду полюбит Талли, но даже этого ей будет мало?

Талли успела забыть, какой длинной и беспросветной может быть ночь, когда ты одна. Чед столько лет был ее защитой, ее спасительной гаванью. С ним она научилась спать ночи напролет, мерно дыша, а во сне видеть лишь свое блестящее будущее и со временем стала спать хорошо даже одна в собственной постели, потому что знала: он любит ее и всегда готов принять.

Она сбросила одеяло и вылезла из кровати. Быстро взглянула на будильник – начало третьего.

Так и есть – ночь, длинная и беспросветная.

Она вышла на кухню, поставила чайник на плиту, стала ждать. Что, если она совершила ошибку? Что, если эта пустота внутри и есть любовь? С ее жизненным опытом вполне логично, что она не смогла распознать счастливую любовь, но зато отчетливо ощутила боль расставания. Ладно, допустим, это любовь, – и что тогда? Делать-то что? Ехать за ним в Теннесси, обживать новый дом, играть свадьбу? Не выйдет из нее тогда ни Джин Энерсен, ни Джессики Сэвич.

Налив себе чаю в большую кружку с логотипом KVTS, Талли уютно устроилась в гостиной на диване. Из горячей кружки, приятно согревавшей руки, поднимался пар. Талли откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и попыталась очистить голову от всех мыслей.

– Не спится?

Кейт во фланелевой ночнушке, которую носила чуть ли не со школы, стояла в дверях своей спальни. Талли любила ее подкалывать из-за этой ночнушки, мол, в ней хоть сейчас сниматься в «Уолтонах»[92], но сегодня обрадовалась ей как родной. Удивительно все-таки, что с заношенным куском фланели может быть связано столько воспоминаний – о пижамных вечеринках, совместных ночевках, о субботних завтраках и утренних мультиках по телику.

– Извини, если разбудила.

– Топаешь как слон. Там вода еще осталась?

– Чайник на плите.

Кейт ненадолго скрылась на кухне, затем вернулась с чашкой чая и пакетом готового попкорна. Поставив открытый пакет на диван между ними, Кейт повернулась к Талли и прислонилась спиной к подлокотнику.

– Ты как?

– Плечо болит, капец.

– Ты когда в последний раз обезболивающее пила?

– Давно.

Оставив чашку на столе, Кейт зашла в ванную и вернулась с таблеткой перкодана и стаканом воды.

Талли сунула в рот таблетку, глотнула из стакана.

– Так, – сказала Кейт, усаживаясь обратно, – теперь, может, поговорим о том, что тебя на самом деле волнует?

– Нет.

– Ну хорош, Талли. Я же знаю, что ты не можешь перестать думать про Чеда, сомневаешься, правильный ли сделала выбор.

– В этом и недостаток «подруг навеки». Вечно они все знают.

– Как скажешь.

– Да и что мы с тобой вообще понимаем в любви?

Лицо Кейт приняло знакомое, едва ли не осуждающее выражение, которое Талли терпеть не могла. В глазах мелькнуло: бедненькая Талли.

– Я кое-что понимаю, мне кажется, – произнесла Кейт тихо. – Может, я никогда и не любила сама и меня не любили, но я могу себе представить, каково это и какую порой причиняет боль. Я думаю, если бы ты по-настоящему любила Чеда, ты бы это давно поняла и сейчас была бы с ним, в Теннесси. Во всяком случае, если бы я кого-то любила, я бы заметила.