Улица Венеалме

– Про... прости, кир! – воскликнул Арчелл. – У нас беда! Капойо пропала! В комнате нет! Она сказала, предупредить её, как роды начнутся, и я пришёл, но не нашёл её...

– Кто ещё знает?

– Никто! Я снаружи заглянул... Кровать не расправлена даже. Кир Конда, а это...

– Это моё. Ступай. Поседлай Кестана и серую и ложись спать. Заберёшь там с утра. Я сказал.

– А... Но...

Наступила тишина, потом золотистая полоска света скользнула по ковру и исчезла, истончившись.

– Держи, – сказал Конда, подходя к ней в темноте и протягивая стакан. – М-м, ты хлебнула вина? Опять без меня? Не боишься последствий?

– Конда, погоди с поцелуями! Что делать-то? Арчелл...

– Выпей воды и одевайся. Провожу тебя.

– Почему ты так спокоен? Он...

– Ты зря переживаешь, – хмыкнул Конда. – он и не такое повидал. Я тут так куролесил... Ладно, дело прошлое. Давай, натягивай моё платье и мои туфли, я дам тебе плащ, и поедем.

– Но... Как я вернусь? А Гелиэр? А...

– На месте решим. Это сейчас важно?

Аяна остановилась и поставила стакан на какой-то столик рядом.

– Нет. Сейчас. Конда, твоё платье мне впору, ты знаешь?

Она слегка подтянула корсаж, хихикая.

– Почему ты смеёшься? – спросил Конда, заправляя рубашку в штаны. – Что смешного?

– Ты помнишь Айола в женском платье? – спросила Аяна, не в силах сдержать смех. – Я представила тебя в таком, с твоей талией, мощными плечами и стройными ногами...

– Ты уж выбери, кто я тебе. Грелка или шут. Это уже слишком, – буркнул он, изображая обиду. – Ты переоделась мужчиной, и я желаю тебя как прежде, но не хватало и мне переодеться женщиной и окончательно удушить в себе любые намёки на мораль.

– После того, что мы с тобой творим, оставшись наедине, – выпрямилась Аяна, – ты до сих пор что-то мне хочешь рассказать о нормах морали?

– Мы творим только то, на что оба согласны, – сказал он, нежно хватая её за шею, отчего она вздрогнула и задержала дыхание. – Я хоть раз делал что-то, не учитывая твоего желания?

– Да, – сказала она, шагая за ним к двери.

– Что? – нахмурился он, накрывая её плащом. – Что?

– Уходил, оставляя меня сгорающей, хотя я просила остаться.

– Я больше никогда такого не сделаю. Это преступление против совести и добра одновременно.

– Ты сейчас смеёшься?

– Совершенно серьёзен. Пойдём, чем быстрее мы выйдем с мужской половины, тем лучше.

Ковёр, похожий на лишайники в землях Олар Сир, приглушал шаги. Конда вывел Аяну на лестницу в сад через красивую резную дверь со стеклом, и они спустились на мощёную дорожку, потом поднялись по лесенке на крытую галерею, и, наконец, свернули через проход к конюшне.

Аяна поправила капюшон, тихонько отступая в тень.

– Ты ещё тут? – спросил Конда. – Кто в доме не спит?

– Все спят, – сказал Арчелл. – Айдерос в сенном. Перебрал.

– Работнички, – хмыкнул Конда. – Пулата на вас нет. Ладно. Это к лучшему. Выводи и ступай.

Послышался лязг засова и звук подков по мощёной площадке перед конюшней.

– Ондео, залезай.

Она забралась в седло серой кобылы и направила её за ворота. Конда закрыл бесшумные створки за ними, залез на Кестана и махнул рукой в сторону города.

- Паде!

Они ехали мимо порта, и Аяна оглядывала подсвеченные луной корабли.

– А вон и "Эйдемас", – сказала Аяна, и Конда кивнул. – Он, наверное, похож на нахохлившуюся курицу на длинной тонкой щепке, когда все паруса наполняются ветром.

Конда рассмеялся.

– Да. Есть что-то общее. Курица на щепке, надо же. Паде!

9. Приятная малость

Подковы стучали по гулкой ночной мостовой, пугая кошек, тёмными тенями кидавшихся в ночные проулки. Конда осадил Кестана у входа в арку, соскочил и подал руку Аяне. Сверху раздался приглушённый стон.

– Беги, – сказал он, встревоженно поднимая голову. Со второго этажа снова раздался крик, и он расширил глаза. – Что это?

Аяна глянула на него и побежала в арку, взлетела по лесенке и забежала в приоткрытую дверь второго этажа.

Иллира стояла, опираясь на изножье кровати и тяжело дышала.

– Прихватывает, – хрипло сказала она. – Всё чаще. Гватре ещё нет.

Аяна подняла глаза на Черилла, беспокойно вцепившегося в лысеющую шевелюру, и увидела страх в его глазах. Она смотрела в них, впадая в такую же безотчётную тревогу, чувствуя, как начинают неметь губы, а руки тянутся к голове. Но рядом была Иллира, а гватре не было. Сола! Где же ты! На другом конце мира, сидишь на дворе олем Нети или олем Ати, попивая тёплый настой и оглядывая золотые сентябрьские склоны...

Она вынырнула из ужаса и сжала кулаки.

– Черилл. Стой тут, гладь спину. Вот так, кулаками.

Она метнулась вниз, в свою комнату, к Кидемте, которая встревоженно подняла на неё глаза. Светильник коптил, и Аяна глянула на спящего Кимата и быстро закрыла окно, плотно притянув створки.

– Она громкая, – пояснила она. – Кидемта, вода...

– Уже греется. Мы ждём гватре.

– Ребёнок не будет ждать. Быстро иди мыть руки. На всякий случай. С мылом, дважды. Конда польёт тебе. Вытри об чистое полотенце и поднимайся наверх.

Она выскочила на кухню, где на решётке в большой кастрюле булькала вода, и с усилием сдвинула её в сторону, потом выбежала к бочке.