– Дальше сам, – сказал Этемаре, косясь на неё.
Она спустилась вниз по лесенке и села на ступеньку, вытирая руки влажным полотенцем. Всё. Иллира родила, и одной чистой душой на этом свете стало больше. Черилл! Надо сказать.
Она зашла в дом, встряхивая полотенце со следами крови.
– Черилл, поздравляю. У тебя сын, – сказала она устало. – Здоровый, красивый, и громкий, как Иллира. Подожди, пока гватре позовёт. Там ещё остались... дела.
Он обрадованно закрыл ладонями лицо и, хромая, быстро вышел во двор. Аяна перевела взгляд на Конду и обомлела.
Серый, как страницы старой книги, как сланец дорожек Фадо, как скалы, в которых высечен был древними мастерами дворец крейта, он стоял, вцепившись в волосы, и смотрел куда-то мимо неё, мимо стены и мимо прочих вещей, замерев, с таким лицом, будто в его голове звучали мучительные, душераздирающие крики её кемандже, искажённые странным эхо от склонов рядом с дворцом орта Давута.
– Конда! – воскликнула она, подходя и поворачивая его лицо к себе. – Смотри мне в глаза! Отомри!
Он отрешённо посмотрел на полотенце, затем на неё, и в глазах зародился страх и какое-то новое выражение, которого она ещё в них не видела.
– Она... Она жива? - хрипло спросил он. – Иллира... Выжила?
Аяна сглотнула. Он думал, что Иллира, как все жёны Пулата...
– А ну-ка, сядь, – сказала она. – Садись, садись, не мечись, как дух, не нашедший покоя. Садись. Конда, все живы и здоровы. Ребёнок красивый и здоровый, насколько я могу судить, а я их в долине много повидала. Роды прошли хорошо, быстро и легко. Успокойся. Теперь ей нужно отдохнуть и поспать, но у неё есть Кидемта и Черилл, и всё будет хорошо.
Он стиснул её запястья так, что она нахмурилась.
– Это просто приятная малость... Ты сказала, что это – приятная малость? – спросил он, убирая руки и снова вскакивая. – Приятная малость по сравнению... с чем? Ты... Ты тоже прошла через... это?! Это лёгкие роды? Как же выглядят... звучат... тяжёлые?
– Ну, мы однажды принимали роды, где ребёнок шёл вперёд ягодицами, – сказала она задумчиво. – Я тогда не видела сам процесс, потому что лишь носила воду, но Сола...
– Остановись! – завопил он. – Стамэ! Я не хочу знать! Пусть я вечно блуждаю в ядовитом тумане лейпона, если ещё раз подвергну тебя такому!
Он метался по кухне, натыкаясь на мебель, потом кинулся в её комнату, откуда вышла, оглядываясь, Кидемта.
– Я его понимаю, – сказала она. – Я впервые это увидела, и теперь думаю, а нужно ли оно мне. Столько крови и мучений! Может, лучше с твоим нянчиться.
– Это быстро забывается, – устало сказала Аяна. – Самое сложное впереди, пока ребёнок будет постоянно висеть на груди, а тебе придётся менять и менять бельё и полотенца под собой, и кормить тоже сначала больно. Только в сказках всё так радужно, да на картинках в детских книжках. А на деле всё, что связано с плотью, чаще всего болит, потеет, пахнет, исторгает какие-нибудь жидкости, кровоточит и со временем увядает. Я раньше так сторонилась всего этого... Не сторонилась, а, скорее, не воспринимала как нечто связанное с собой. Я помогала тётке на простых родах, но при этом отводила взгляд от ран и крови. Со временем стало полегче... Всё, что происходит вокруг, ты воспринимаешь через своё тело, через плоть, но это неразрывно связано и с духом и с душой. Одно без другого невозможно. Твоё тело может немного пострадать, пока ты будешь выпускать в мир новую душу, но это того стоит. Стоит, Кидемта, не сомневайся. Ты помнишь всё, что я говорила? Вода, достаточно еды...
– Да, гватре, – кивнула Кидемта.
Аяна зашла в свою комнату. Конда сидел на кровати, глядя на спящего Кимата, и его кожа почти приняла обычный оттенок.
– Я так устала, – сказала она, открывая окно и садясь рядом, а потом укладываясь головой на его колени. – Я хочу спать. Отвезёшь меня?
Конда молчал, задумчиво глядя на неё, потом кивнул.
– Я не видел тебя такой до сегодняшнего дня. Только однажды, когда Коде принёс Тили. Ты тогда командовала нами.
– Мне было страшно сегодня, – сказала Аяна, закрывая глаза. – Но Чериллу было страшнее. И во мне проснулась Сола. Это она всё делала. Это не я. Она даже дерзила гватре Этемаре... До чего я докатилась, Конда... Сколько времени?
– Семь.
– Мне пора ехать, – сказала Аяна, проваливаясь в сон.
10. Пироги с изюмом
Щебетание птичек пасси прямо на перилах открытого окна было нестерпимо громким, настойчивым, настырно звенело в ушах, и Аяна открыла глаза, осторожно поднося пальцы к виску. Голова гудела, но не как после молодого вина, а как после ночи в душном убежище на болотах. Она пошевелилась, потом повернулась и с изумлением обнаружила за спиной подушку.
– Это что ещё за дела? – спросила она, садясь на кровати и мгновенно забывая про головную боль. – Это что такое ты ещё придумал?
Конда сонно потянулся к ней, но наткнулся на подушку и открыл глаза, а мгновение спустя его лицо сморщилось в болезненном воспоминании.
– Прости, – сказал он. – Я просто не хотел... На всякий случай.