Улица Венеалме

– Конда, будь на подхвате, – сказала она, намыливая пальцы и тщательно промывая между ними. – Полей мне. Сейчас остынет немного, и принесёшь воду наверх.

Она метнулась по лестнице, ругаясь про себя, что не настояла на переезде Иллиры в комнату внизу. Что там Сола говорила? А, чёрт. Всё равно нужен гватре!

Иллира снова застонала, потом закричала, и Черилл побелел.

– Иди вниз и присматривай за киром Кондой. Быстро, – сказала она, и Черилл с облегчением шагнул к двери, но остановился.

– Я сказала! – воскликнула раздражённо Аяна. Не хватало только тут сомлевшего Черилла. – Быстро!

– Ты орёшь, – пробормотала Иллира. – Не ори.

– Держись за меня и пошли, – дала ей руку Аяна. – Давай, давай. Виляй бёдрами.

– Гватре тогда говорил, что надо лежать.

– Гватре сам, наверное, тоже рожал?

Иллира схватилась за руку и зашагала по комнате.

Небо светлело. Кидемта стояла, бледная, в углу, и каждый крик Иллиры будто разрывал её пополам.

– Иллира, попробуй не кричать, а рычать, – сказала Аяна. – Береги дыхание. Оно пригодится тебе.

– А-р-р-р-р-а-а-а! – попыталась Иллира. -О-ох!

Рука болела от того, с какой силой Иллира хваталась за неё. Аяна стиснула зубы. Шаг, ещё шаг...

На лестнице послышался шорох, и Конда с бледным лицом занёс большую кастрюлю с водой.

– Ставь там, – показала Аяна на небольшой стол. – Достань ещё полотенца. Эти – в стирку. Уходи. Мне надо помыть и осмотреть её ещё раз. Иллира, надо будет снова залезть на кровать.

– М-м-м-м-а-а-а!!!

Конда вылетел с безумными глазами, бросив на кровать тонкую стопку полотенец.

– Кидемта, за гватре Этемаре давно посылали?

– Да прилично, – хрипло прошептала Кидемта, убирая руки от поясницы Иллиры. – С ней точно всё будет хорошо? – прошептала она тихо-тихо, но Иллира, естественно, услышала.

– Раздражаешь меня! – крикнула она. – Уйди! А-а-а...м-м-м... Офф...

В арке послышались торопливые шаги, и в тот же момент Аяна отскочила.

– Что у вас тут? – заспанный всклокоченный гватре спешно зашёл в комнату.

– Воды отошли. Только что. К утру, кажется...

– Пусть ложится на спину. Надо осмотреть.

Аяна стояла, беспокойно постукивая пальцами по шее, глядя, как передёргивается Кидемта от криков Иллиры. Это раздражало.

– Иди, – сказала она Кидемте. – Жди внизу.

– Ну, всё в порядке, – сказал Этемаре. – К обеду точно родит.

– К обеду? – яростно и свирепо закричала Иллира, пытаясь сесть. – А-а-а-а!

– Первые роды были долгими?

– С рассвета до обеда, – сказала Аяна.

– Тогда раньше.

– Иллира, перевернись на бок или встань на четвереньки, – сказала Аяна. – И раскачивайся. Когда почувствуешь, что пора, скажи нам, и гватре даст опору.

– Даст что? – изумился гватре. – Что я дам?

– Опору, – изумилась Аяна, глядя на него. – Не Черилла же просить, в самом деле. Он сомлеет от вида крови!

– Ты кто? – спросил Этемаре. – Ты что несёшь?

– Я говорю, что ей нужна будет опора, когда дитя будет выходить. Так удобнее, чем на четвереньках. Тут некуда привязать верёвку, как у хасэ, или полотнище, как в Фадо.

– Ты где видела, чтобы так рожали? – сморщился гватре, удивлённо глядя на Аяну.

– А где ты видел, чтоб рожали на спине?

– Так правда удобнее, – хрипло сказала Иллира, которая успела тяжело перевалиться и встать на четвереньки, хватаясь руками за изголовье. – Почти не больно.

– Но мне так будет неудобно! – воскликнул гватре. – Она должна болью очищать совесть! Что вы творите? Зачем звали меня?

– Я звала помощь, – веско сказала Аяна. – Помощь, а не того, кто усилит мучения. Помощь на тот случай, если что-то пойдёт не так, потому что у меня крайне мало опыта. А ты споришь со мной над кроватью рожающей женщины, раздражая её. Посмотри, она даже кричит тише. Ты видел, чтобы кто-нибудь рассказывал кошке, собаке или лошади, как им лежать? Рожать на спине – мучительно больно. Позволь её телу сделать всё самому.

Этемаре покачал головой, свирепо хмуря брови, но отступил в сторону и сел на стул.

– Самому, – хмыкнул он. – Мда.

Аяна гладила поясницу Иллиры, напевая ей монотонную песню, одну из тех, что пела роженицам Сола, и с силой вела кулаками по спине, сверху вниз, и снова, и снова.

– Боль открывает тебя. Пусти её. Не борись с ней. Прими её. Отпусти дитя, Иллира, отпусти. Двигайся, рычи. Чувствуешь?

Песня плыла, завораживая ритмом, обволакивая, накрывая и поддерживая, перемежаясь со стонами, и гватре вдруг встал.

– Всё. Отойди, тут моя работа.

Аяна отступила в сторону, окуная полотенце в остывающую воду.

– Держи, гватре.

– Ещё раз! Дыши! Дыши!

Иллира рычала, и крупные капли пота падали на покрывало. Она грызла изголовье, оставляя следы зубов на твёрдой древесине.

– И-и-и... Ну же... ну...

– У-аа! У-а-а!

Иллира сползла и рухнула на бок, дрожа, и Аяна перехватила малыша у гватре, обтирая его крошечное лицо и тело влажным уголком полотенца.

– Дай... Дай мне...

Этемаре затянул второй узел на пуповине, и Аяна схватила вымытые ножницы. Тугая синеватая пуповина сопротивлялась, и Аяна нахмурилась.

– Ножом сподручнее... – пробормотала она. – Всё. Держи своё сокровище, – сказала она, вытирая белый слой с тёмных волосиков и передавая Иллире младенца. – Я тут ещё нужна?