Улица Венеалме

Аяна поднималась, следя, чтобы с подноса ничего не упало, по лесенке для катьонте, пытаясь всё же нащупать под густым ковром мелодию ступенек, но подняла голову, потому что наверху кто-то стоял.

– Тс-с, – обернулась к ней Дестрикта. – Кира Анеит там. Погоди.

– Она что, тоже?.. – шёпотом спросила Аяна.

– Да. О, всё. Пойдём.

Аяна свернула налево и постучала.

– Заходи. Это что, вино?

– Вилмета сказала, что твой муж считает желе похожим на сдохшую от старости больную медузу.

– Ох, небеса... Вот что это мне напомнило! Пойдём.

– Вы на мужскую половину? – спросил Като, поднимаясь по лестнице.

– Да. Кира хочет навестить мужа. Это можно?

– Сейчас.

Като убежал, но почти сразу вернулся.

– Кир ждёт, – сказал он. – Идите. Капойо, ты куда мне поднос суёшь? – прошептал он , отпихивая поднос. – Ты тоже.

– Я?

– Да. Куда собралась?

Аяна нахмурилась, но шагнула за ним.

– Зачем? – сердито прошептала она.

– Будешь ждать госпожу.

– Я не буду стоять на мужской половине, – тихо сказала Аяна, чуть не запнувшись об ковёр. – Что за околесица? А если кир Орман придёт?

– Ты правил не знаешь? А если твоей госпоже понадобится что? – прошептал Като. – Да что с твоими ногами! Дай графин! Ещё не хватало потом запах сводить!

– Она мне позвонит, если понадобится что! Поставь на место!

Като зыркнул на неё и постучал в дверь.

– Гели? – Мират явно ждал под дверью. – Ты... Принесла мне поесть?

Гелиэр, розовея, шагнула вперёд, и он протянул ей руку.

– Гели! Еда!

Гелиэр не глядя перехватила поднос, едва не рассыпав виноград. Дверь закрылась.

– На. –  Като сунул Аяне графин, прилипая бугристым ухом к двери и закидывая в рот несколько виноградин, которые успел ухватить с краю.

– Ты что делаешь, бесстыдник? – поразилась Аяна. – Ты что творишь?

– Тихо! Ничего не слышно! – прошептал Като, отмахиваясь. – Тс-с-с!

Аяна обомлела от такой наглости. Это было немыслимо.

– А ну отлипни от двери, иначе я сейчас постучу и сдам тебя! – сказала она тихо и яростно. – Немедленно!

– У-у, напугала, – хмыкнул Като, потом, по-видимому, услышал что-то и просиял. – О! Другое дело!

Багровые язычки пламени лизнули сузившуюся до одного тёмного затылка Като картинку. Аяна шагнула вперёд, хватая его за воротник синей ливреи.

– Ах ты бесстыжий! – тихо воскликнула она. – Как тебе не стыдно! А ну пошёл отсюда!

– Эй! Руки убрала! Ты что себе позволяешь! – обернулся он. – Сейчас кирио услышат, и нам обоим влетит! А ну, тихо!

Он отошёл от двери, нахмурившись, и мрачно смотрел на насупленную Аяну.

– А ну, дай, – сказал он, протягивая руку и хватая графин.

– Это не тебе, – прошептала Аяна, хватаясь за пробку. – Это хорошее вино! Пойду отнесу на кухню. Пусть звонят, если понадоблюсь! А ты не вздумай подслушивать, нахал! Что ты за человек такой? Тебе бы понравилось такое самому-то?!

Вот это да. Она развернулась и зашагала прочь, яростно оглядываясь. Вот это да! Немыслимо. Мало толпы перед дверью в ночь свадьбы, так ещё и в дальнейшем полное отсутствие уединения. За любой дверью может стоять камьер... Степень осведомлённости напрямую связана с бугристостью ушей? Или это признак неосторожности?

Аяна свернула за угол, поправляя пробку. Хорошее вино! Он на самом деле собирался пить в коридоре под дверью новобрачных? Вот это наглость! Она подняла пробку и понюхала содержимое. Действительно, аромат приятный.

18. И лапки у них большие

– Даже не думай.

Конда стоял в дверях мужской половины, и глаза смеялись.

– Ты опять собралась пить без меня? – тихо спросил он, хватая её за руку. – А ну, пойдём, капойо. Ничему жизнь тебя не учит.

– Там Като! – Аяна попятилась. – Гели пришла...

Брови Конды весело взлетели. Он приложил палец к губам и пальцем показал за угол, потом вопросительно прижал его к уху. Аяна зажала рот рукой, кивая.

– Ки-и-ир! – тоненько взвизгнул Като. – Не бей!

Конда развернул его за ухо, оттаскивая от двери и направляя к лестнице для катьонте.

– Ещё раз увижу – сдам Орману, – сказал он, сопровождая слова нежным подзатыльником. – Уедешь в свой Тайкет и до конца жизни будешь там торчать. Я сказал.

– Прости! – побледневший Като юркнул на лестницу. – Прошу прощения!

Конда вздохнул, ероша волосы, потом повернулся к Аяне, которая выглядывала из-за угла, сдерживая смех.

– Иди сюда, капойо, – сказал он задумчиво. – Мой камьер уехал с твоим поручением. Мне требуется помощь.

Аяна недоуменно и весело сморщилась, показывая пальцем на двери дальше по коридору.

– Они все в городе, – сказал Конда. – Ну же, не мешкай. Тебе не за это платят.

Она юркнула за ним в дверь, оглядываясь, и поставила графин на столик.

– Ты очень дерзко смотришь, – сказал Конда, поднимая бровь. – Нарушаешь приличия.

– Прошу прощения, кир, – хихикнула Аяна, опуская глаза.

– Я сказал что-то смешное? – покосился на неё Конда. – Твой смех неуместен, капойо. Ты будто напрашиваешься на выговор или наказание.

– Прошу прощения, кир, – сказала Аяна, изображая бесстрастную госпожу Кано, что стоило ей значительных усилий. – Больше не повторится.

– Я с дороги. Меня надо переодеть. Займись.