Улица Венеалме

Конда вместе с ней свернул к боковым воротам, ведя Кестана под уздцы, и Аяна недоуменно посмотрела на него.

– Всё хорошо. Не переживай. Всё в рамках приличий. Здравствуй, Айдерос, – сказал он катьонте в синем, который вышел из сарая, завидев их. – Встретил тут капойо по дороге. А где Найделл или Ярвилл? И Арчелл?

– В доме. Киру нужен кучер?

– Нет. А ну-ка сходи, предупреди старину Арча, что я пришёл. Чтоб он не дёргался, – подмигнул Конда. – Пусть спокойно приведёт себя в порядок.

Айдерос удивлённо посмотрел на него, но ничего не сказал.

– А ну-ка, – улыбнулся Конда, провожая его глазами и расстёгивая подпругу. – Сними уздечку пока, Айи. Паде, дружище! – хлопнул он Кестана по крупу, потом взял Аяну за руку и завёл в сарай для упряжи.

– Он... Ты его не заведёшь в денник? – спросила Аяна, оглядываясь. – Нас тут не увидят?

– Повесь сюда уздечку, – показал Конда, водружая седло и потник на большое бревно. – Вот сюда. Смотри, у нас тут карета. Хочешь залезть?

Он откинул большое серое полотнище с лакированной дверцы, и Аяна распахнула глаза.

– Эта карета производит впечатление, – сказала она, залезая внутрь, на обитые красным бархатом сиденья. – Ничего себе. Вот это роскошь...

Аяна вела пальцем по кожаной отделке, золотистым шляпкам гвоздей, изображавшим цветы, по полосатым узорам дерева, по перламутровым вклейкам, утопая в мягком, пышном сиденье, любуясь тонкой работой мастеров. Карета была похожа на искусно выполненную из полосатого дерева, обитую бархатом шкатулку, в которой Гелиэр хранила свои новые браслеты.

– Я как будто сижу на мягких облаках оурана, – сказала она, с наслаждением ёрзая и вытягивая ноги. – Это потрясающе. Если бы фургон Кадиара был таким удобным, я бы проехала ещё парочку Арнаев. Если мягкость её хода соответствует мягкости сидений и её внешнему виду, то я просто обязана хоть раз на этом прокатиться. Просто чтобы знать, как это бывает.

– Как-нибудь покатаемся, – сказал Конда, подсаживаясь к ней. – Смотри, тут шторки, которые плотно закрываются, и сиденья вот так раскладываются. Как тебе, м?

– Очень многообещающе... Вы на ней ездили в Фадо?

– Да.

Снаружи послышался шум. Конда улыбнулся и вышел из кареты, подавая руку Аяне.

– Кир Конда! – взволнованно воскликнул Айдерос. – Ты ещё тут, кир?

– Что случилось? – повернулся Конда. – Что за шум?

– Кир Конда, Кестан ушёл к дому. Я привёл его, – Айдерос стоял снаружи, в открытой створке, держа Кестана за прядь гривы, и вид у него был очень растерянный.

– Ох, я упустил его, – весело нахмурился Конда.

Он опустил ткань, прикрывая дверцу кареты, и направился к выходу. Аяна вышла наружу за ним и наморщила нос. Что... Что за...

– Он успел поваляться в клумбе, – с отчаянием сказал Айдерос. – Прости, кир, я не уследил.

– Ты ни в чём не виноват, – вздохнул Конда. – Не бери в голову. Много он там попортил?

– Почти всё... – удручённо нахмурился Айдерос. – Мало что осталось...

– Ну что ж. Скажи Шу, что я прошу прощения за свою невнимательность, – состроил сочувственное лицо Конда. – Лошадке разве прикажешь, в чём валяться, да, Айдерос?

– Да уж, – развёл руками тот. – Ладно. Прости, кир.

– Ты это... Скажи Найделлу, чтоб сполоснул его. Этот аромат невыносимо прекрасен, – кивнул Конда на своего гнедого. – Боюсь, меня просто окружат и растерзают на клочки охваченные страстью и благоговением люди, если я проедусь на нём, а потом покажусь где-нибудь в обществе.

– Хорошо, кир, – кивнул Айдерос. – Я прослежу.

– Капойо, пойдём.

– Ты же... нарочно это сделал, – сказала Аяна, стоя над очень помятыми останками дисодилий, из последних сил пытавшихся источать свой незабываемый, дивный аромат. – И отвёл мне глаза этой каретой, да?

– Как, по-твоему, я мог рассчитать, что он примется валяться, да ещё именно в этих восхитительных цветах? – поднял бровь Конда. – Ай-яй-яй, какая незадача-то, а! Невосполнимая потеря. Шу! – он повернулся к садовнику, взволнованно спешившему по мощёной дорожке. – Я тут за Кестаном не уследил. Ты уж прости меня, а?

– Какой ужас, – сказал Шу, озадаченно глядя на клумбы, напоминавшие поле боя после жестокой битвы, в которой дисодилии потерпели сокрушительное, безоговорочное поражение. – Ну вы только полюбуйтесь. Какое возмутительное безобразие. Это ж надо так. Видимо, не устоял перед... ароматом. Он вроде яблоки любит, да? Ну я наведаюсь к нему. Побеседую о недопустимости таких вот дел.

– Наведайся, наведайся, – сказал Конда, разглядывая несколько уцелевших стеблей. – Это ведь всё, точно не спасти уже?

– Не-ет, – почесал затылок Шу. – Это уже бесполезно спасать. Ничего не осталось, ничего. Даже пересаживать нечего.

– А откуда они вообще взялись? – спросила Аяна, с подозрением глядя на пару смятых, но не сломленных полураскрывшихся бутонов.