Улица Венеалме

– Это с кирой Пай из Тайкета прислали. С напутствием холить и лелеять, – сказал Шу. – Тамошний садовник сказал, что это венец его отбора, и что кир Хад как-то раз назвал эти цветы совершенными. Ладно. Я пойду. Выкопаю то, что вон там осталось. Нет-нет, – поднял он ладонь в ответ на встревоженные взгляды Конды и Аяны. – Для нашего сада они уже совершенно точно не годятся, но я знаю, кто будет рад такому... подарку. Возможно, на меня даже перестанут коситься, как на тарио, цветущий в сливовом саду. Ладно. Пойду.

Кира Пай. Аяна закрыла глаза. Это напоминание было болезненным. Оно билось в груди, как крупный орех кеста в шипастой колючей кожуре.

– Не грусти, – сказал Конда, касаясь её ладони кончиками пальцев. – Айи, не грусти. Я твой. И я вернусь.

– Я чувствую себя немного виноватой, – сказала Аяна, сжимая его пальцы. – Конда, не надо здесь касаться меня, я боюсь, что это могут заметить.

– Никто ни в чём не виноват. Просто Кестан слегка уменьшил численность дисодилий в нашем мире. Я тоже пойду.

Аяна печально кивнула и долго стояла, глядя ему вслед, потом подняла взгляд на балкон Айлери, затем глянула на своё окно на этаже для катьонте, вздохнула и побрела в дом.

– Теперь я понимаю, почему ты такая худая, – сказала Вилмета, поднимая глаза от списка, в котором мелкими, ровными рядами нанизывала на строчки бусины букв. – Тебе же просто покоя нет. Вечером с поручением отправили, с утра отправили. Что там?

– Леденцы с сальвией и леонэ, – сказала Аяна, присаживаясь рядом.

– О, – удивилась Вилмета. – Киру Мирату ещё больше повезло, чем я думала. Кира такая заботливая. Это ты сказала?

– Да. Что пишешь?

– Заказы. Прото раздаст парням. Анкрета, Равалита, крикните на мужскую, там молоко привезли, – сказала она, поднимая голову и прислушиваясь.

Аяна рассматривала мелкие завитки и клинышки букв, поражаясь разнообразию необходимого в доме.

– Как ты всё это держишь в голове? – спросила она наконец.– Тут же буквально всё на свете. От полироли до масла для светильников!

– Приходится, – улыбнулась Вилмета. – Тридцать лет этим занимаюсь, уже не задумываюсь даже. Я же не одна. Девушки всё докладывают, где что заканчивается. Прото тяжелее. Кирио у нас без дела не сидят, то в отъездах, то ещё что, и вся хозяйственная часть тоже на нём, конюшня, садовые вопросы... Приходится вертеться.

– Я ни разу не видела вашего управляющего, – сказала Аяна. – Он вообще существует?

– Ты тут всего ничего. Конечно, существует. Он за парнями приглядывает. Увидишь, когда жалованье будет выдавать. Вообще, говорят, работа хорошего управляющего не должна быть видна, как и хорошего катьонте.

Аяна сидела на жёстком стуле, вдыхая густые запахи овощей и ароматного риса, варёного мяса и яиц, глядя, как Форкелл таскает молоко в холодный погреб по лесенке за углом, как управляются девушки с кухонными делами, и думала, как же интересно устроена жизнь. Там, наверху, живут люди, которые не хотят даже видеть тех, кто делает их жизнь похожей на чудо. У них в комнатах сама собой появляется вода, ночные горшки сами собой очищаются и возвращаются под кровать, еда прилетает к ним в покои и только что в рот сама не пытается запрыгнуть. Конда складывал с ней простыни на заднем дворе дома Иллиры. "Никогда не думал, что жизнь так повернётся...". Он мыл посуду в их долине. Схватился тогда за губку из пенящейся мыльной травы и чуть не отбросил её. Кто из кирио с верхнего этажа схватится за губку, чтобы помыть посуду? Он прав. Он действительно странный для этого странного мира.

Аяна вздохнула. Какая разница, каким его видят в этом его мире или в её? Она видит достаточно.

– Каша? Опять каша с яйцами? – спросил Като, водя носом. – Ладно. Что делать. Накладывай, Равалита.

– Завтрак закончился, – сказала Вилмета. – Смотри, капойо уже успела по поручению съездить, а ты только что глаза продрал. Стыдоба.

– А что ты мне предлагаешь делать? Просыпаться спозаранку и под дверью женской половины торчать, пока кир не выйдет?

Аяна фыркнула, и Като рассердился.

– Ты меня раздражаешь, капойо. Что ж вы все занудные такие в этом доме? Капойо, не говори мне только, что с нами в Тайкет весной поедешь. Это ж я повешусь.

– Нет, – сказала Аяна с лёгкой обидой. – Юталла должна поехать. Я не буду ками.

– Юталла? – сморщился Като. – Час от часу не легче.

– Здравствуй, капойо, – сказал Кейло, подсаживаясь за стол. – И чем же тебе Юталла не угодила?

Аяна вспомнила, как он следил за Кондой на площади Телидро, и поёрзала, насупившись.

– Да небеса меня сохрани. Даже вон, капойо и то лучше, – сокрушённо покачал головой Като. – Даже с этим лицом.