– Иллира, ты подкармливаешь его?
– Кимо кормит. С руки.
– Кимат? – удивилась Аяна.
– Да. Ему нравится, он хохочет. Особенно когда тот ему ладошку лижет. Я сначала боялась, ты видела его клыки? Но он на Кимо ни разу не шипел. Верделл, помню, за хвост таскал кошку старую, которая у соседки по комнате прикормлена была, и та его кусала. Ох и ссорились мы из-за той кошки... Смотри, видишь? Он кота против шерсти гладит, и ничего.
– За тобой экипаж, – крикнул из лавки Садор.
Аяна схватила Кимата и стиснула его, потом так же обняла кота, отпустила его, недовольно дёргавшего шкурой, и встала.
– Ещё пара недель, и я сама его буду кормить. Ты не представляешь, как я этого жду!
29. Просто будь счастлива
– Что с твоими волосами? – ужаснулась Гелиэр, глядя, как Аяна расплетает косу и расчёсывается.
– Ты только заметила? Они такие уже полторы недели.
– Тебе не жалко было?
– Отрастут. Знаешь, как голове легко?
– Дэска Оринда говорила, что это одно из главных украшений женщины...
– Дэска Оринда много чего говорила. Волосы – это просто волосы. Хотя, знаешь, в степи мне сказали, что если постричься, пока носишь дитя, то это укорачивает ему жизнь и осложняет роды.
– Аяна... ты...
– Ты что! – воскликнула Аяна с лёгким ужасом. – Нет!
Гелиэр расширила глаза.
– Тебя ужаснула мысль о том, что ты можешь понести ещё одно дитя без бумаг... Или это действительно так страшно?!
Аяна погрызла губу, придерживая её пальцем, потом куснула ноготь, но одёрнула себя. Какой смысл скрывать? Гелиэр рано или поздно это предстоит.
– Вообще, в этом есть приятные стороны. Твои волосы, которые главное украшение, станут ещё гуще и более блестящими.
Она задумалась.
– И? – спросила Гелиэр.
– Что "и"?
– Ты сказала "стороны". Волосы – это одна сторона.
– Я не могу больше ничего вспомнить. Прости. Но это не так страшно, – быстро добавила она, глядя на отчаяние на лице киры Атар. – Неприятно только последние недели, когда кажется, что у тебя внутри кит.
– Я не хочу кита, – неуверенно сказала Гелиэр. – Я хочу плавать в бухте.
– Вот и плавай. Это полезно. И киту, и тебе.
– Вообще-то нет. Говорят, нужно беречься. Стараться не покидать комнат, иначе можно навредить ребёнку, и он может родиться... нездоровым.
– Посмотри на меня, – сказала Аяна, весело наморщившись. – Я провела весь срок в дороге, в седле. Видела бы ты Кимата! Он не просто здоровый. Он здоровенный! Правда, один раз я всё же перенапряглась. После того случая в постоялом дворе... С тех пор я береглась. Ну, сейчас я понимаю, что, конечно, это всё равно было слишком, но я тогда стремилась к Конде. Только после рождения Кимата я осознала, что вела себя неосмотрительно. Я тряслась на телеге по дорогам Фадо и спала на земле. Только Верделл согревал меня своей тощей спиной.
– Вы спали рядом?
– Не делай такие глаза, Гели! Он мой друг. Ты тоже спала со мной на одной кровати, не помнишь? Это то же самое. Он стал мне как брат. Я мечтаю, чтобы он вернулся и увидел Кимата. Он был рядом с первого дня моего срока до последнего. Но он скоро вернётся. Я очень этого жду. Я с такой радостью стисну его в объятиях!
Аяна схватила себя за плечи и зажмурилась, стискивая руки, потом вздохнула печально и села на краешек кресла.
– Его женили ради того, чтобы он вернулся. Нужно было поручительство двух родов, а у нас был лишь один.
– Ты не говорила.
– Да. Я стараюсь не думать об этом. Конда сказал, этот брак заочный, и жену его мы не увидим. Но есть опасения, что ему откажут в разводе, потому что та женщина с изъяном.
– Одноногая?
Аяна ошарашенно подняла на неё глаза.
– Одноногая? – переспросила она.
– Да... Как внучка крейта. Она родилась с одной ножкой, бедняжка.
От ужаса у Аяны по коже пробежали мурашки.
– Ох, храни меня духи... Несчастная! Внучка крейта?
– Да. Её выдали замуж, когда ей было пять. Ну, заключили договор. Через три года её передадут в род мужа.
Аяна содрогнулась, потом сморщилась, потирая рукава, под которыми неприятно топорщились волоски на руках. Каково понимать, что на тебе женятся только из-за родословной? Она вспомнила Конду и его слова про придаток к родовому имени. Да уж...
– Да уж! – сказала она, прогоняя ещё одну волну мурашек. – Слушай, это ужасно. Я надеюсь, что у неё ничего такого, и она найдёт своё счастье после того, как мы выплатим за неё выкуп и откуп за этот развод. В конце концов, не все смотрят лишь на внешнее. Некоторые видят ещё и то, что глубже. Тем более, она вроде как с юга.
– Как моя бабушка, – сказала Гелиэр. – Она была просто красавицей.
– Да уж кто бы говорил, – состроила Аяна гримасу. – Твои глаза – как залив в ясный день, когда солнце ласково гладит его тёплой ладонью по мелкой блестящей ряби на чистой воде. Интересно, какими будут ваши с Миратом дети?
– А на кого похож твой сын? – спросила Гелиэр, но тут же спохватилась, увидев, как Аяна печально прикусила губу.
– Он вернётся сегодня или завтра, Гели. Всё хорошо. Видишь, я даже не поддалась этой тревоге ожидания. Кимат похож на него так, что не узнать невозможно. Только брови у него, говорят, мои.
– Ох...