Улица Венеалме

– Ты что это такое сейчас имеешь в виду? – возмутилась Аяна. – Это что это за "Ох"?

– Вот это, – тихо прошептала Гелиэр, смуглым пальчиком робко показывая на её лицо. – Вот оно, опять. Если у него глаза этого твоего безумного кира и такие вот брови, то... Аяна, ты что, плачешь?

Аяна тряслась, закрыв руками лицо, потом наконец успокоилась и села, вытирая выступившие от смеха слёзы.

– Единственное в нём, на что можно было бы сказать "Ох!", – это его неуёмная бодрость и та громкость, с которой он выражает несогласие, когда его отрывают от игры, что его увлекает. Когда-нибудь ты увидишь его, Гели. А я хотела бы посмотреть на твоих детей. Давай пообещаем поддерживать наше общение, хорошо? Я не знаю, как сложится дальше моя жизнь, но мне бы этого хотелось.

– Мне тоже. Мы с тобой всего четыре месяца, но ты изменила мою жизнь.

– Не я, а мы с Кондой. Без него ничего бы не получилось.

– Я помню. Аяна, я не знаю, как буду тут без тебя. Ты уходишь послезавтра, и я останусь тут с Юталлой.

– И Ридой.

– Да... Ты знаешь, я гуляю с ними в саду, пока тебя нет. Только в последние дни Айлери стала поживее, а то такую тоску на меня навевала... Она как... как...

– Я понимаю тебя, Гели, – вздохнула Аяна. – Прекрасно понимаю. Она красивая, как цветок, и изящная, и танцует, но мне тоже невыносимо рядом с ней. Она вроде не говорит ничего такого, но каждым словом будто укоряет за то, что я не соответствую здешним нормам морали.

– Но ты правда... Прости. Я не хочу тебя обидеть. Когда ты молчишь и смотришь вниз, опустив и сложив руки, то может показаться, что ты отсюда, из Арная, родом, и что ты действительно капойо Аяна. Но стоит тебе пошевелиться или начать говорить, как всё это развеивается.

– Если бы я стояла, сложив руки и просто наблюдая, что несёт мимо течение реки, я не знаю, что бы со мной было сейчас.

– И со мной. Как мне отблагодарить тебя?

– Просто будь счастлива, Гели, – сказала Аяна, обнимая её. – Просто будь счастлива и постарайся передать это счастье ещё кому-нибудь, хорошо?

Дождь шуршал за окном, оставляя тёмные пятнышки на жёлтой штукатурке, и Аяна представляла, как маленькие хрупкие иррео залезают глубже в трещины, складывая свои переливчатые крылышки, прячась от ночной прохлады, неизбежно приближавшейся по мере того, как на улице темнело. Она слышала, как за стеной грузно опускается на скрипучую кровать Вилмета, как по коридору ходят, переговариваясь, девушки, собравшиеся спать, и вдыхала запахи мокрой земли и штукатурки, почти такие же, какие она ощущала когда-то в родной долине, лишь чуть-чуть иные.

Откуда-то издалека раздавались время от времени еле слышные раскаты грома. Гроза над морем? Интересно, где сейчас Конда... Сидит, наверное, на койке или в гамаке и тоже слушает эти раскаты, гадая, слышит ли их Аяна.

Она выглянула в окно, с какой-то отчаянной надеждой, что вот-вот там появится тёмная тень, потом жалобно скрипнет стол, и Конда спрыгнет на пол, скидывая мокрый плащ, стягивая рубашку, нырнёт под покрывало узкой кровати, вызвав отчаянный рвущий уши скрип, и обнимет её, но в окне лишь угадывались очертания живой изгороди на фоне темнеющего неба – и больше ничего.

Ничего. Она ждала полторы недели, подождёт и ещё. Послезавтра она перестанет быть капойо и станет просто Аяной. Нелит Аяной, которая будет вольна распоряжаться своим временем и становиться Анвером по необходимости, если таковая возникнет. Нужно ещё обдумать множество вопросов. Как быть с Ишке? Как быть с Таштой? Конда говорил, в конце улицы Венеалме есть старая конюшня. Выдержит ли она неуёмную бодрость Ташты? А ещё надо подумать...

– Аяна! Завтракать пойдёшь?

В дверь постучали, потом ещё раз, настойчивее.

– Аяна!

– Да, да, – сказала Аяна, пытаясь размять одеревеневшую шею. – Сейчас.

Она села на скрипучей кровати, хватаясь за плечи и шею, чувствуя себя так, будто провела ночь в роще Фадо. Матрас у Иллиры был куда мягче!

– Всем доброе утро! Что у нас сегодня? – поинтересовалась она, с интересом заглядывая под крышки кастрюль.

– А ну сядь! – скомандовала Равалита. – Сколько тебе раз говорить, не лазь по горшкам!

– Ничего. Я завтра уеду, и никто больше не будет нарушать ваш порядок и гармонию, – улыбнулась Аяна.

– Мы будем скучать, – сказала Юталла, и все остальные согласно кивнули. – Да, Като?

Като понуро покосился на неё и удручённо покачал головой.

– Твои рассказы здорово нас развлекали, – с сожалением сказала Анкрета.

– Спасибо, Равалита, – сказал Кейло, вставая. – Я поехал.

– Можно мне ещё? – спросил Форкелл, протягивая пустую миску Равалите. – И яйцо.

– Вот ты прожорливый! – возмутилась та, накладывая ему добавку. – Тебя не прокормишь!

– Я много работаю, – обиделся Форкелл. – И Аяна сказала, что я ещё расту.

– Куда ты ещё растёшь, олух? Только если вширь!

Аяна сидела, жуя ломоть хлеба и запивая его терпким ачте. Опять расставание, ещё одно в бесконечной череде. Дорога не может только вести куда-то, она неизбежно уводит и от кого-то... На этот раз она уводит её не только от сливового ковра, похищающего звук шагов, но и от этих людей, к которым она начала привыкать.