Улица Венеалме

– Вот твои бумаги, – сказал Мират, протягивая ей большой бумажный конверт. – Я добавил туда рекомендацию от дома Атар. Было приятно работать с тобой, капойо Аяна. В любых обстоятельствах можешь рассчитывать на полную поддержку от меня. Ну, думаю, Гели мне скажет, если нужда возникнет, да? – спросил он вдруг с широкой улыбкой. – Я не против, если она вдруг съездит в город... К портнихе. Арчелл знает адрес, да?

– Да, кир Мират, – кивнула Аяна.

– Ступай. Удачи тебе.

Она со смешанным чувством грусти и облегчения спускалась, так и не поняв мелодию этой лесенки для катьонте, так и не привыкнув к глухой тишине коридора, и складывала волосатое одеяло, сидя на кровати, скрипучей, узкой, в маленькой темноватой каморке, косясь на свои документы, привыкая ко вновь обретённой свободе распоряжаться собой.

– Арч ждёт, – сказала Вилмета, заглядывая в комнату. – Готова? Всё забрала? Можешь оставить что-то на удачу... Чтобы вернуться однажды.

– Не-не, – подняла ладонь Аяна. – Пусть будет как будет. Вернусь, если судьба так распорядится.

Рыжая белоногая кобылка вывезла коляску за боковые ворота большого дома Пай. Аяна зажмурилась. Свобода. Свобода от этого договора, свобода от кира Ормана и киры Анеит. Три дня до конца сентября.

Она высунулась за занавеску, глядя на дом в жёлтой штукатурке, увитый ноктой. Два балкона женской стороны. Гелиэр! Она помахала рукой подруге, стоящей на балконе, и Мирату, который шагнул к той, обнимая, и обернулась чуть назад.

Айлери стояла там, над окнами гостиной, на балконе, прежде выходившем на две круглых клумбы дисодилий, глядя куда-то на город, на восточный перевал, невидимый с такого расстояния, наполовину отгороженная от мира чёрной кованой решёткой балкона, а ещё – витой чёрной решёткой ограды поместья. Аяна закрыла занавеску. Ладно. Айлери ещё обретёт своё счастье... Может быть. В том, что случилось, нет вины Аяны.

– Арч, а кир Конда когда вернётся?

– Да что же вы все меня задёргали, – застонал он. – Я не знаю. Я. Не. Знаю!

– Прости. Пришлёшь мне извозчика?

– Твой договор вроде закончился? – поднял он бровь.

– И?

– И. Ты у нас больше не работаешь. Ты не капойо госпожи., ни одной, ни второй. Чего это я должен ещё и по твоим вопросам крутиться?

– Да ты не больно-то и крутился, – сказала Аяна, оглядывая его. – Ты сытый и выспавшийся, а должен быть худым, как все камьеры.

– Уж тебе-то я точно ничего не должен, – нахмурился он. – Вот покоя нет от тебя! Заноза такая, а! Вот же уселась мне на шею, как репей на штанину!

– Ладно, – вздохнула Аяна. – Просто пришли мне извозчика в последний раз.

Он выгрузил её вещи у арки дома на улице Мильдет.

– Прощай! – радостно воскликнул он, запрыгивая в коляску. – Прощай!

Аяна подхватила мешок, сумку и кемандже и направилась во дворик.

– Мама!

– Доброе утро, Иллира, – сказала Аяна, подхватывая сына на руки. – Кидемта готовит?

– Да. Всё? Свобода?

– Я еду к бухте. Хочу спросить у моря, куда оно дело моего любимого.

– Возьми с собой пирог.

Небольшой экипаж шуршал колёсами по берегу кирио, везя Нелит Анвера мимо домов, которые только что проезжала в обратном направлении Аяна, и Кимат жевал пирог с сыром и соланумом, раскачивая ногой в кожаном башмаке, глядя за отодвинутую занавеску, на кипарисы, залив и далёкий склон под серым небом.

– Приехали! Пришлёшь кого-нибудь через часик?

– Ты тот катис?

– Тот, тот!

Аяна посмеивалась в фальшивые усы, спускаясь с Киматом под мышкой к бухте. Теперь и все извозчики знают её странного братца Анвера...

Галька была прохладной в набегавших волнах. Она сидела, глядя на волны, пока не затекли ноги, потом погуляла вдоль берега, пиная гальку, так, что она улетала в воду. Кимат увлечённо тыкал палкой в камешки, переворачивая их.

Аяна оглянулась на высокий берег. Никого. Кимат был занят рытьём ямок в гальке у кромки травянистого берега. Аяна решительно шагнула к валуну и скинула камзол, штаны и рубашку, оставаясь в одной сорочке. Она не купалась несколько дней, и море совершенно точно соскучилось по ней, а она – по морю.

Галечное дно охотно предоставило опору, она оттолкнулась и легла на волны, поглядывая на берег, где Кимат увлечённо строил очередную горку ядом с ямкой. Конда, Конда! Ты обещал вернуться! Где же ты?

Чайки летали в серой выси неба. Почему люди не летают? Вот бы ненадолго стать чайкой и подняться туда, вверх, и ещё выше, где леденящие потоки гоняют серые облака, размазывая их в одну сплошную жемчужную серость, и оглядеть оттуда рябую поверхность моря... Где бокастый корабль, на котором он сейчас спешит к ней? Перед глазами мелькали внезапными резкими водомерками мелкие точки, хорошо различимые на сером фоне неба, как головастики мелькают в воде затона.

Она повернулась к берегу. Кимат разрушил очередную горку, со смехом ссыпая в вырытую рядом ямку камешки.

А рядом стоял Арчелл.

Аяна дернулась, теряя равновесие на поверхности, и по уши погрузилась в воду.

Арчелл стоял и смотрел на Кимата, будто увидел вернувшуюся из долины духов душу, ондео, кийина и врэка, кружащихся в весёлом хороводе у его ног, потом, бледный, непонимающий, перевёл взгляд на Аяну.