Улица Венеалме

Он вдруг сморщился и болезненно сжал челюсти.

– Я прошу меня простить за то, как разговаривал с тобой, – прошептал он. – Я до последнего...

Он осёкся, сжав левую руку и трогая кончиками пальцев ладонь.

Аяна потёрла переносицу.

– Он говорил, что ты переодевал его, когда он был совсем грязным и пьяным. Я поняла. Он болтал в пьяном сне. Отвернись, Арч.

Она натянула штаны, висевшие на спинке стула, и накинула камзол, вытягивая длинные рукава к подмышкам.

– Можешь смотреть. Поворачивайся.

– Прости, что я наговорил твоему брату... Тебе. Я думал, кир правда безумен. Я думал, он зовёт жену, но потом решил, что это крики боли.

– Меня зовут Айи.

– Это звучало страшно. Кира, я и подумать не мог...

– Хватит извиняться, – прошептала Аяна. – Я всё тот же репей и заноза. Неужели ты правда верил в существование Анвера?

– Но... – вдруг нахмурился Арчелл, сжимая губы.

– Что?

– Кейло сболтнул...

Аяна села на стул, покусывая ноготь, внимательно глядя на Арчелла и пытаясь сообразить, что его так смутило.

– А, – наконец осенило её. – Та синеволосая актриса, которой он увлёкся. Я не против. Знаешь, у орта Давута есть одна жена, но при этом множество наложниц... Говорят, крейт Алта тоже не брезгует юными кирьями из свиты жены. Чем хуже кир Конда? Такой мужчина не должен принадлежать какой-то одной женщине. Это было бы несправедливо, ты не находишь?

Арчелл стоял, разинув рот, и мелкие движения его лица выдавали напряжённую работу мысли.

– Я приведу её позже, – сказал Конда, и лесенка пропела: "Та-ди-ди-тум". – Айи не против, ты слышал? У тебя будут две киры, и, временно, третья, в доме Пай.

Арчелл шумно выдохнул и опустил глаза, а Аяна прикусила губу и покосилась на Конду, на что он едва заметно прищурился и покачал головой.

– Как скажешь, кир, – пробормотал Арчелл. – Я принёс тут...

Аяна ловко разворачивала свёртки. Мясо, сыр, соланум, горох, пакет с мукой...

– Погоди, – сказала она, отбирая у Конды кусок копчёной свинины, в который он почти впился зубами. – Я могу сделать из этого кое-что другое.

Похлёбка булькала в небольшом котелке, распространяя по комнате умопомрачительный густой пряный запах.

– Конда, я могу сказать ему, чтобы он сел? – прошептала Аяна. – Чего он стоит?

– Садись, Арч, – сказал Конда, усмехнувшись. – Ты и правда торчишь тут, как сосна посреди поля. Давай, давай. Поешь тоже. Одинокие тощие деревья подвержены частым попаданиям молний. Эта кира умеет метать молнии. Ну, ты знаешь.

– Я не смею...

– Садись, иначе лишу жалованья.

Арчелл округлил глаза и спешно сел на стул.

– Делай то, что говорит моя кира, Арч. Если она скажет прыгать, прыгай. Ты понял? Договорись сегодня в конюшне...

– Понял.

– И Кидемте...

– Понял. Вещи киры перенести?

– Айи, ты останешься здесь?

– Я не очень понимаю, как тут справляться с готовкой.

– Для меня готовят в таверне через две улицы. Можно договориться, чтобы присылали обед или ужин. Тут нет холодного погреба, если хочешь, можешь запаривать кашу для Кимо с вечера, я помню, тебе такое нравилось.

– Да. Конда, я хочу остаться здесь. Ишке...

– Арчелл, всё понял? Кимо я приведу чуть позже. С Ишке, думаю, поможет вот это, – Конда показал наверх, под потолок. – Полагаю, не мне учить тебя находить подход к ценным котам.

33. Угадай, что внутри

– Лаудар!

Лаудар покорно встал и пересел в угол, ближе к окну, под насмешливыми взглядами остальных.

– Продолжаем... "Наступила ночь, и серебряные брызги убывающей луны утонули в волнах залива..."

– Эйстре, как это – брызги луны?

– Это над словами. Ты переносишь свойства одной вещи на что-то другое.

– Как "объятия моря" из предыдущей начитки, Нетас!

– Я не был на предыдущей начитке!

– Тишина! Продолжаем.

Вихрастые и причёсанные головы склонились над листами бумаги. Четыре девочки, сидящие вокруг стола, прикусив язычки, усердно переписывали с лежащего перед ними листа бумаги буквы, выстраивая их ровными строчками.

Аяна сидела на лесенке, начитывая отрезки фраз, слушая, как скрипят грифели по листам бумаги. Сестра Сэмилла так и не пришла, да и многие из тех, кто посетил одно или два занятия, тоже больше не появлялись. Жаль. Что поделать. Их выбор...

Над очагом стоял запах жареных маленьких лепёшек с мясом, похожих на те варёные пирожки, "по", которые они с Верделлом ели в Фадо. Аяна дала Арчеллу попробовать такой горячий по, он обжёгся мясным соком и долго обмахивался, роняя крупные слёзы боли и обиды. Эти по она жарила в масле на большой сковороде, которую он притащил две недели назад, а часть варила для Кимата, памятуя о том, что олем Нети говорила давным-давно на одном из занятий. "Жирная пища тяжела для детей".

Дети, которые сидели у очага сегодня, явно не поддержали бы мнения олем Нети. Бертеле, косившийся то и дело на сковороду, тяжело вздыхал, и Аяна подошла к очагу, большой деревянной лопаткой ловко собрала золотистые по, и, закрывая себя и сидящих рядом большим передником от брызг, закинула в сковородку следующую часть пирожков из стоящей рядом плетёной корзинки.