Улицы Магдебурга

– Ой-ой, Лукреция, боюсь, что не смогу этого пообещать! И каков он в постели, Эльке?

– Очень… – Эльке порозовела, но с Эскивой она ощутила себя уверенно, – Очень приятный. Мама говорила мне, что не все мужчины бывают ласковы к женам, но я убедилась, что ангел не такой.

– У него правда крылья?

– Я всегда знала, что ты глуповата, Катти Штольц, но чтобы настолько! – воскликнула Петра.

– Неправда, она не глуповата! – вступилась за сестру Анни Штольц, – Но мы же никогда не видели ангела без рубашки! Эльке, расскажи нам про крылья!

– Как мило, что крылья волнуют девочек больше, чем все остальное, – прошептала Ули, наклоняясь к Эскиве, и обе прыснули от смеха.

– Крылья… А что я могу сказать про крылья? – Эльке засмеялась и стала похожа на себя прежнюю, вертлявую девчонку с Апфельштрассе, – У него крылья, прямо где лопатки, и да, он летает. А ночью заворачивается в них, как в одеяло.

– А я думала, вы спите обнявшись, – протянула Урсула.

– Всякое бывает, – Эльке пожала плечами, – Но наверное для него спать в постели уже большое достижение, ведь раньше он спал, подвесившись к балке в молочне.

– Эльке, а как ты решилась на это? – спросила Марике, – Ведь вы, говорят, даже не виделись, даже не разговаривали? Ты не думала, что цветы тебе приносит Стефан?

– Нет, я точно знала, что это не Стефан, – сказала Эльке и улыбнулась чему-то своему, тайному, ведомому ей одной.

– И ты не боялась? Ангел… Он же совсем не такой, как наши мальчики. Тебе не было страшно? А он приходил к твоему отцу? А как вы впервые встретились? Расскажи, Эльке!

– Нет, я совсем не боялась! – засмеялась Эльке, – И когда отец позвал меня и ангел сидел у нас в гостиной, отец спросил меня – хочу ли я выйти замуж. И ангел посмотрел на меня своими золотыми глазами, и я посмотрела на него. И я сказала отцу, что я выйду за ангела. Вот и все, так мы и встретились.

– А как он ухаживал за тобой? На танцы вы не ходили.

– Мы виделись, но вы знаете, какой короткой была помолвка. Он водил меня сюда, в кондитерскую, помните, синьора Лукреция?

– Да-да, приводил несколько раз, – кивнула Лукреция, – Вот здесь они садились, у окна, и он всегда подопрет голову ладонью и смотрит на нее, смотрит… И молчит, всегда молчит.

– И вы до самой свадьбы не перемолвились ни словом?

– Да мы и после свадьбы не особенно…

– Так он совсем не говорит с тобой?

– О чем? – спросила Эльке. – О чем муж должен говорить с женой?

– Ну… – девушки в замешательстве переглянулись, – О разном, наверное. А как же?

– Он хороший муж, – спокойно сказала Эльке, – И мне тоже не нужно напоминать, в чем моя работа. Я не стану говорить ему, что ему делать, а он мне. О чем же нам разговаривать?

– А я-то беспокоилась, что Рейнхард все время молчит, – вдруг сказала Марике и рассмеялась.

Шампанское быстро исчезало, пирожные еще оставались, девушки шумели и смеялись. Во что мог бы превратиться девичник Эльке до свадьбы, разве что в унылые посиделки, когда никто не знает что сказать и чем приободрить невесту, жены стесняются похвалить своих мужей, а девицы боятся спрашивать, рассуждала Лукреция, раскладывая оставшиеся пирожные в маленькие коробочки, чтобы отдать девушкам на выходе. То ли дело вот так, когда за стеклянной витриной на улице под фонарем уже собираются мужчины, чтобы доставить своих подруг и сестер домой в сохранности, и от этого девушкам еще веселее, они собираются у витрины, обсуждают своих женихов и заливисто смеются.

Рейнхард ждал Марике, Эрик Такса, странным образом как будто еще больше помолодевший, ушел со своей девушкой. Вальтер Гесс курил в сторонке у своего мотоцикла, пока Ули прощалась с подругами. Реджинальд Краузе, вопреки чаяниям, ждал сестру, весело перекидываясь фразами с Уве Штольцем, встречающим своих Анни и Катти. Старший сын кондитера Беккера и Лукреции отправился провожать до дома Лиззи Майринк. На другой стороне Беккерштрассе в длинном седане сидел Томас Мур. Ангел спикировал с неба на перекресток, отряхнул крылья, Томас вышел из машины и пожал ему руку, мужчины молча ждали, прислонившись к боку автомобиля, пока Эскива и Эльке смеясь секретничали напоследок у дверей кондитерской.

– Тебе хорошо с ним? Знаешь, мама твоя была права, не каждый мужчина…

– Очень хорошо, я не думала, что так бывает, но теперь я тебя вполне понимаю.

– Какая ты счастливая, Эльке! – Эскива Мур обняла ее на прощание.

– Я никому не говорила, Шкив, – прошептала Эльке ей на ухо, – Если его гладить между крыльями, он урчит, а если щекотать – смеется.

– Совсем как Томас, – прошептала в ответ Эскива, и они рассмеялись.

Вдруг Томас Мур толкнул ангела кулаком в плечо.

– Эй, посмотри-ка, друг! Гляди, о чем они там говорят!