Ультима

– Мы решили навестить друзей Лоренса, которые устраивали вечеринку, – добавила я скорее для Руперта, чем для полицейского.

Этому я научилась еще на яхте «Мандарин», когда плавала со Стивом и была его защитой от охотниц на богатых женихов. Если женщина, пусть даже номинально, является собственностью альфа-самца в группе, другие мужчины будут подчиняться ей. Сомневаюсь, что Лоренс был самым богатым из гостей, но уж точно самым аристократичным, а значит, в глазах Руперта он однозначно доминантный самец.

Я нервно теребила платье в том месте, где отвалилась одна из пайеток, вполне возможно в комнате у Маккензи. Причин для беспокойства нет, я репетировала показания по пути в Уолдгрейв и обратно. Пайетка вполне могла отвалиться, когда я заходила к ней за обезболивающим перед ужином. Еще я не забыла упомянуть об антидепрессантах в ванной, моя мать пользовалась теми же лекарствами, поэтому они и бросились мне в глаза. Это, кстати, правда. Пожар прошел удачнее, чем я ожидала, но, учитывая возраст Маккензи, внезапный инфаркт, который в любом случае стал причиной смерти, был вполне объясним, если, конечно, от нее осталось достаточно для вскрытия. Постоянное использование селективных ингибиторов обратного захвата серотонина всегда влечет за собой риск возникновения сердечной недостаточности. Никаких отпечатков пальцев остаться не могло: я надела ей наушник на то ухо, которым она упала на горящую свечу. Если им и удастся установить точное время смерти, Лоренс уже подтвердил, что в это время я была с ним. Даже если какие-то отпечатки и обнаружат, то всегда можно сказать, что бедняга Маккензи услышала, как я пришла переобуваться, зашла ко мне, извинилась за свое поведение, и я обняла ее в знак примирения.

Обратно в Лондон гостей развозили на белых «роллс-ройсах». Лоренс попросил, чтобы его подвезли до Гатвика, откуда он собирался лететь в Эдинбург. С Рупертом я распрощалась только часам к семи утра. Бо́льшую часть дороги он с кем-то переписывался и время от времени с сочувствием приобнимал меня за плечи. Врачи «скорой» завернули меня в термоодеяло, и я продолжала дрожать под ним, симулируя шок. Я прекрасно понимала, что пережила шведская топ-модель, – мой чемодан «Ботега» бирюзового цвета существовал только в десяти экземплярах. Слава богу, я надела свои «Вашерон», уезжая с Лоренсом.

– Черт возьми! – внезапно вскрикнул Руперт. – Ах, простите, Элизабет!

Оказалось, что Чарльз Иглз прислал сообщение о том, что с утра его разбудил звонок из редакции «Мейл дайэри». Пожар в Лансинге, в котором погибла только дама, устроившая скандал из-за Гогена. Та же самая дама, которая с таким рвением давала интервью этой газете неделей раньше. Руперт считал, что информацию журналистам слил кто-то из гостей.

– Чарли говорит, что нам стоит дать им интервью. Мне очень неудобно просить вас об этом, но как вы думаете – сможете?

– Конечно, но не надо ли нам сначала… подождать, что скажет на этот счет семья Маккензи из Штатов? Возможно, им еще даже не сообщили…

– О, до нее никому нет дела. А вот картина… Чарли считает, что так мы добавим сенсационности аукциону – трагедии, преследующие Гогена. А потом продолжим историю в одном из номеров «Санди таймс». Предложение хорошее, на самом деле.

По голосу Руперта казалось, что ему и вправду жаль… но, разумеется, не потому, что идея была жестокой по своей сути, а просто потому, что она пришла в голову не ему.

Наконец вернувшись в свою комнату, я собралась отключить телефон, когда мне пришло сообщение от да Сильвы.

Джудит, дай мне знать, что ты в порядке.

Все хорошо.

Я видел на Би-би-си про пожар в доме, куда ты поехала. Сказали, что погибла женщина.

Другая женщина.

Как я рад, что с тобой все в порядке. Позвони, как сможешь.

Почему да Сильва так разволновался? Я вроде картину с собой в сумочке не ношу. Обняв одну из огромных мягких отельных подушек, я уткнулась в нее лицом. От нее пахло «Мицуко», а на вкус она была как морская соль с лимоном.

21

Пока я спала, Чарльз Иглз даром времени не терял. Проснувшись, я обнаружила на телефоне два голосовых сообщения от участливых сотрудниц «Дейли мейл» и «Ивнинг стандард», которые интересовались, в состоянии ли я поговорить с ними о пожаре, пять пропущенных звонков от Руперта и восторженное письмо от пиарщиков из «Британских картин», которые спрашивали, смогу ли я дать интервью новостному Четвертому каналу. Руперт явно стоял на ушах, потому что, позвонив ему, я обнаружила, что он уже в отеле. Спускаться я не торопилась, не спеша надела простое черное льняное платье-футляр, подобающее случаю и выражающее нужную степень уважения по отношению к покойной. Руперт жевал гренки с сыром и запивал их «Кровавой Мэри». Я попросила маленький чайник лапсанга и блюдце с нарезанным апельсином.

– Как вы, Элизабет?

– Ну как сказать… еще в шоке, конечно. Семья Маккензи, наверное, в ужасе.