Ультиматум Борна

— Расскажи ему, что он хочет знать, Алексей. Это не может повлиять на наши интересы. Сайгонская глава давно закрыта, как и Кабул.

— Ну, ладно. — Конклин опустился на стул и помассировал правую икру; он старался говорить непринужденно, но у него не очень получалось. — В декабре 1970 года один из ваших людей был убит во время прочесывания местности. Это сочли за случайное попадание кем-то из своих, но ты знал, что к чему. Ты знал, что он был помечен какими-то идиотами на юге базы; они это и подстроили. Этот камбоджиец был далеко не святошей, но знал все пути контрабанды, потому был вам нужен.

— Только образы, — перебил Борн. — Все, что я вижу — только отдельные фрагменты. Я вижу, но не могу вспомнить.

— Те факты уже не имеют значения; они погребены вместе с несколькими тысячами других спорных событий. Очевидно, по вине вашего скаута тогда в Треугольнике сорвалась крупная сделка по наркотикам, и кое-кто в Сайгоне решил преподать урок. Они подлетели к вашей территории и спрятались в траве, словно были передовым отрядом. Но ты заметил их с небольшого возвышения и обрушил на них всю огневую мощь. Вы преследовали их до самого вертолета и предоставили им выбор: либо они сядут в вертолет, и вы взорвете его, так что выживших не останется, либо они пойдут с вами в базовый лагерь. Они выбрали последнее и вернулись вместе с вами под дулами ваших автоматов, и ты убедил полевое командование принять множество твоих обвинений в убийстве. Тогда-то за своими сайгонскими ребятами и явился Хладнокровный Огилви.

— Потом что-то случилось, не так ли? Что-то невероятное — все смешалось.

— О да. Брюс обернул все против тебя и выставил тебя маньяком, патологическим лгуном и убийцей, который, если бы не война, давно сидел бы в тюрьме строгого режима. Он назвал тебя всеми возможными обидными прозвищами и потребовал, чтобы ты раскрыл свое настоящее имя — чего ты не сделал, не мог сделать , потому что тогда погибла бы семья твоей первой жены в Камбодже. Он пытался загнать тебя в словесный угол и, когда это ему не удалось, пригрозил военному суду, что пожалуется на весь поганый батальон, чего суд допустить не мог… Головорезы Огилви были отпущены за недостатком доказательств, а тебя после суда физически задержали в бараках, пока Огилви не улетел обратно в Сайгон.

— Его звали Кван Су, — пробормотал Борн, качая головой вперед-назад, будто пытаясь стряхнуть кошмар. — Он был еще ребенок лет шестнадцати или семнадцати и посылал деньги, вырученные с наркотиков, домой, в три деревни, чтобы они не умерли с голода. Другого способа помочь им не было… дерьмо! На что бы только ни пошел любой из нас, если бы наши семьи умирали от голода?

— Это не возымело бы действия на суд, и ты знал это. Тебе приходилось держать язык за зубами и принимать оплеухи Огилви. Я был там и следил за тобой, и никогда раньше не видел такого контроля над своей ненавистью.

— Этого я не помню. Хотя кое-что всплывает.

— Во время того суда ты адаптировался под текущее окружение, можно сказать, как хамелеон, — их глаза встретились, и Джейсон снова перевел взгляд на экран.

— И вот он с Карлосом. Мир тесен, не правда ли? Он знает, что я Джейсон Борн?

— Откуда? — спросил Конклин, поднимаясь со стула. — Тогда еще не было Джейсона Борна. Тогда не было даже Дэвида — только партизан, известный как Дельта Один. Имен ни у кого не было, помнишь?

— Я все время забываю; что еще изменилось? — Джейсон кивнул на экран. — Что он делает в Москве? Почему ты сказал, что «Медуза» нашла Шакала? Почему?

— Потому что он — та самая юридическая фирма в Нью-Йорке.

– Что? — Борн уставился на Конклина. — Это он …

— Председатель коллегии, — закончил Алекс. — Управление вышло на него, и он скрылся. Два дня назад.

— Почему, черт возьми, ты мне не сказал? — сердито вскричал Джейсон.

— Потому что даже представить не мог, что перед нами появится эта сцена на экране. Я все еще ее не понимаю, но и не могу отрицать. К тому же, у меня не было причин называть тебе имя, которое ты, может, и не помнишь. Очередной неприятный эпизод из прошлого. Зачем вносить лишние сложности? Стресса и без того хватает.

— Хорошо, Алексей! — сказал Крупкин, сделав шаг вперед. — Я услышал тут слова и имена, которые пробуждают определенные неприятные воспоминания по крайней мере во мне , и я думаю, это позволяет мне задать вопрос или два — особенно один. Кто такой этот Огилви, что так беспокоит вас? Ты сказал нам, что он был в Сайгоне, но кто он теперь?