Она вялым и нетвердым языком рассказала, что ее кинули, просто кинули на большие гвозди, спонсор оказался дерьмом, а вот Хариков из первого управления, наоборот, довольно милый человек, напоил и спать уложил.
Она выключила телефон. Хариков зашел в комнату и опять вспомнил ее танец. Он намекнул ей на продолжение банкета, и она из благодарности стала танцевать на кровати.
Снимать было нечего, танец шел на четырех точках и взволновал Харикова, тот крикнул «иго-го» и набросил одеяло на голову своей лошадке. «Опять двадцать пять, почему я такая несчастная?» – только и успела подумать она. После бешеной скачки наездник сполз, и тут зазвонил телефон. Это был настоящий директор, и он был в ярости. Он сначала высказал ей все, что он думает о ней, ее маме и даже бабушке, потом набрал номер Харикова и решительно потребовал забыть адрес фирмы, где тот уже не работает.
Оказалось все очень просто: Лариска все рассказала в пьяном угаре пятницы-развратницы всей компании, одинокие девушки, с которыми она уже проехала четыре места, протрезвели от горячей новости.
Одна, самая добрая из них, позвонила жене директора и сообщила, какой ее муж свинья, та дала ему, сонному, в рожу, и начался скандал. Он отбивался, но получил свое по полной программе. Жена оттоварила его старой чугунной сковородкой – бабушкиным приданым, под глазом его налилась гематома средней тяжести. Он хотел ответить, но потом понял, что сидеть не будет, и решил с утра поехать в пансионат и навести там закон и порядок.
Под утро Хариков заснул, в ухо дышала перегаром его жертва, ее тело было влажным, она еще потела во сне, покрывалась испариной – так бывает у людей с плохим обменом веществ. Он отодвинулся, потом встал и пошел к себе в номер досыпать в одиночестве.
В то же время финдиректор отпирал ворота гаража, глаз его после сковородки был почти не виден, кровь в нем играла, он ехал отомстить за плохой розыгрыш.
Машин в семь утра в субботу было мало, и он летел, как фантом, «как пуля быстрый, в небе голубом и чистом…» – так пелось в песне, модной в шестидесятые и перепетой позже Чижом.
На Киевском он прибавил, но потом остановился – что-то ему расхотелось впрягаться в эту историю, она ему, честно говоря, понравилась, он никогда бы так не придумал. Он видел этого Харикова на совещаниях и в офисе – такой креативный товарищ оказался, сыграл столько ролей в одном спектакле, а девушка совсем ни при чем, попала в чужую игру. Но она отдохнула, отвлеклась от своих проблем, да и гормонов получила бесплатных на месяц.
Он позвонил Харикову, тот нехотя взял трубку, на другой стороне спокойный финдиректор сказал коротко: «Извини, брат, за ночной звонок, надеюсь, я тебя не обломал, шикарная история, завидую тебе».
Девушке он не позвонил, решил не беспокоить.
Он отправился домой, по дороге заехал на рынок, купил жене цветы, битый глаз уже видел туманное утро, настроение у него почему-то было хорошее.
ЯГЕЛЬ И ЛЕБЕДА
Хариков давно был в кризисе. После войны с Грузией ему стало лучше, раньше, до войны, он постоянно чувствовал, что ему нечем гордиться: деньги оказались у евреев, народное достояние тоже прибрали, а ему ничего не осталось, кроме гордости за страну, которой тоже почти не было – то в футбол проиграют, то в шахматы просрут, а тут еще хохлы с эстонцами охамели, совсем, можно сказать, забили на старшего брата и делают, что хотят.
Он, правда, эстонцев никогда не видел, знал, что маленькая страна в жопе у Европы – ногтем можно на карте закрыть, забыть и растереть.
Харикову все это не нравилось. Ну так не нравилось, что он есть не мог, иссох весь, ответов не находил. Книги читал разные, но в них было много букв, а хотелось ясности.
Набрел он как-то на радиостанцию, где каждую среду мужик выступал по волнующей тематике, – яркий такой певец национальной гордости. Что ему ни скажет ведущий по текущему моменту, у него всегда ответ есть: кризис финансовый в мире, а ему хорошо. Слава Богу, говорит он, скоро Америка ляжет. А ему в ответ: а нам что с этого? Мы же в едином мире, все связано. А он: не надо петь военных песен, жили мы в Союзе сами по себе – и ничего. В космос первые, и гиганты промышленные строили, и неграмотных не было…
Нравились речи его Харикову, отступали после таких слов свои беды.
Когда у тебя все плохо, денег нет или баба бросила, хочется укрыться где-то. Вот тогда страну большую на себя примеришь, укутаешься ее просторами, реками и морями – и теплее тебе станет под сенью пятнадцати союзных республик.
Мужик тот часто по телику выступал – важный такой, неистовый. Не видно, чтобы страдал – сытый, видно по осанке, что питался неплохо в прошлом, да и сейчас вроде не лебеду ест.
Прильнул Хариков к слову его, чувствовать себя начал значительно увереннее, много вопросов закрылось, которые торчали гвоздем ржавым в голове. Появился вития, который знает, где собака зарыта и кошка тоже.