Ultraviolence (СИ)

Техен тянется к ручке, понимая, что у омеги проблемы, и пусть здравый смысл настаивает не вмешиваться, Ким все равно выходит из машины, но опаздывает. Что бы ни произошло за эти несколько секунд, и что бы омега ни сделал, альфа бьет его по лицу и замахивается для второго удара. В этот раз Техен успевает, он подлетает к парням и, схватив альфу за выкинутую вперед руку, резко ее выворачивает. Хосок слышит, как трескается и ломается кость, а потом все вокруг оглушает истошный вопль мужчины.

— Давай, помаши кулаками, прости, кулаком, теперь со мной, — шипит Ким и бьет коленом в пах. Мужчина сгибается пополам и, держась за неестественно вывернутую руку, осыпает Техена проклятиями.

На крики прибегает охрана клуба, но заметив Кима, сразу же обратно возвращается в клуб.

Техен не останавливается — бьет по лицу. Хосоку приходится забыть о кровоточащих губах и, подбежав к альфе, попробовать оттащить его от несчастного.

— Ты его убьешь, — кричит омега и, обхватив альфу поперек талии, тащит в сторону, но Ким не поддается, отталкивает от себя омегу и снова бьет уже ногой отползающего альфу.

— Он тебя ударил, — четко, делая паузу после каждого слова, выговаривает Ким. — Этот сукин сын тебя ударил по лицу, я ему его сломаю.

Хосоку от такого Техена страшно — у него в глазах тьма сгущается, а от голоса у омеги кожа по швам расходится. Хоуп должен остановить альфу, пока он не убил мужчину, а этот точно убьет.

— Ты и так сломал ему руку, пожалуйста, остановись, — молит Хосок и хватает Кима за локоть, но тот отмахивается.

Асфальт уже забрызган кровью, но Техен будто озверел, будто он не видит ничего, кроме цели, его не останавливает даже то, что мужчина больше не сопротивляется. Хоуп мечется между мужчинами, отчаянно придумывает, как прекратить этот кровавый ад и решается на последнее. Омега подбегает к Киму и, что есть силы, прижимается к нему, сцепляет в замок позади альфы свои руки, не давая тому шанса отцепить его от себя. Техен и не пытается.

Омега обнимает Кима и кладет голову на его грудь.

— Не надо, больше не надо, он уже пожалел, — нашептывает Хоуп и, положив голову на грудь Кима, слушает, как успокаивается колотящееся в груди сердце. Он проводит пальцами по груди затянутой рубашкой, поглаживает, продолжает шептать успокаивающие слова.

— Посмотри на меня, ну же, — шепчет Хоуп и смотрит в глаза альфе. Техен больше не дергается. Обхватывает окровавленными руками лицо омеги и проводит большим пальцем по губе. — Спокойно, видишь, все хорошо. Все просто ахуенно, — улыбается Хоуп и сразу морщится от тянущей боли.

— У тебя и губы теперь вишневого цвета, и волосы у тебя такие, и пахнешь ты вишней, — говорит Ким. — Я очень люблю вишню, особенно кислую, ненавижу сладкую, но, блять, ты такой же кислый.

— Буду кем хочешь, только больше не слетай с катушек, не бей его. Ты напугал меня, ты чуть его не убил, — Хосок отстраняется от альфы, вызвав у него вздох разочарования. — Что с тобой было?

— Не знаю, — Техену вдруг резко одиноко и пусто, хочется попросить омегу вернуться, снова положить голову на грудь, но Ким не привык просить. — Так раньше не было, но я хотел его убить. Очень. Ты мне не позволил.

— Убить из-за удара, — смеется Хоуп.

— Убить из-за того, кого он ударил.

— О… — омега осекается. — Ну, тогда тебе бы пришлось перебить большую часть альф этого района, — горько улыбается Хоуп.

— Мне слышать это… — «больно», вертится на языке, но ведь альфам слово больно не пристало. — Пойдем, я отвезу тебя домой, — Ким идет к BMW и замирает на полпути, заметив, что омега за ним не следует.

— Пошли, — повторяет альфа.

Между ними ровно пять шагов. На парковке темно, тусклый свет от фонаря придает улице зловещие очертания, все здесь пропитано сексом, алкоголем и наркотиками, людским развратом и кровью. Даже Техен. А Хоуп нет. Он топчется под фонарем, утирает рукавом губы и смотрит на альфу. Смотрит так, что Техен не знает, что ему делать. Он в тупике. Этот мальчишка зеленый совсем, в нем боли, наверное, на океан, она даже за берег выйдет, не поместится, но взгляд колючий, кожа покрыта шипами, не подходи — уколешься. Он весь покрыт этой броней, он ее не снимает и не прячет, всегда под ней, а сейчас беззащитный совсем, потерянный, напуганный, и даже глаза поменялись. Продолжает смотреть, словно в душу, словно сам задает вопросы, а ответы ищет на дне зрачков Техена. Видимо, не находит, потому что говорит:

— Нет.