Ultraviolence (СИ)

В сотый раз, обрубая руки тянущиеся к себе, останавливая на полпути, не позволяя подойти, не принимая помощи. «Нет», и от этих трех букв Техену бы вскрыться. Блять, он хочет «да». Впервые в жизни настолько сильно. Одно добровольное «да», один шаг в свою сторону, и Техен сам добежит. Но омега неумолим. Броня возвращается, Хоуп покрывается ею медленно с ног до головы, прячется и включает защиту, меняет взгляд. Но уже поздно. Пусть и на несколько секунд, но Техен видел его настоящего, и кажется, ничего прекраснее он никогда не видел. Не увидит. Чтобы обнажить, чтобы вывести наружу того омегу, можно и постараться, потому что это будет стоить того, потому что Техен любит вишни, а теперь у него появился ее любимый сорт.

— В машину, — повторяет Ким и поднимает уголки губ в улыбке.

— Неа, — Хоуп отлепляется от фонаря и подходит ближе. — В такси не нуждаюсь, сам допру.

Хочется пойти в его машину, хочется нанюхаться его запахом, пусть и на пару минут почувствовать его руки на себе, коснуться этих шелковых волос, но Хосок играть не привык. Он живет по четким правилам. А еще ему стыдно. Впервые в жизни Хосок боится, что Техен увидит, где он живет, и боится провалиться сквозь землю. Его жалкая, обветшалая квартирка, в которой даже обоев нет, обшарпанная мебель и пустой холодильник не готовы к таким гостям. Таким, как Техен, этого всего видеть не надо. Хоуп должен сохранить хотя бы остатки гордости. Да, он не виноват, он этой жизни не выбирал, но почему-то все равно стыдно. Пусть альфа думает, что он просто омега, продающая свое тело. Показать ему всю убогость своего существования — смелости не хватает.

— Я недалеко живу, так что не беспокойся, лучше сходи в больницу, пусть твои руки посмотрят, — Хоуп останавливается напротив. — И спасибо, что помог.

— Если ты не сядешь в машину — я не уеду, — Техен говорит так, что Хоуп верит. Этот альфа — псих. Но чертовски сексуальный псих.

— Хорошо, подбросишь до моего квартала и все. Идет?

— Идет.

В машине воздуха для двоих слишком мало. Хоуп сразу опускает стекло и впускает внутрь свежий ночной воздух.

— Техен.

— Чего?

— Меня Техен зовут.

— Ясно.

Тишина. Огни, машины, фонари — все проносится мимо, сливается в один расцветающий всеми цветами радуги шар. Хосок расслабляется, откидывается на сиденье, просит сделать погромче играющую Thirty Seconds To Mars — Bright Lights и улыбается, что даже музыка у них одна, любимая на двоих. Хоуп повторяет про себя имя нового-старого знакомого, запоминает, оставляет глубоко в сердце.

Высшие силы несправедливы. Они создают таких, как Техен, дают их попробовать таким, как Хосок, а потом забирают, оставляя только воспоминания. Такие, как Хосок, потом этими воспоминаниями и живут. Лелеют их в себе, берегут, и в минуты отчаянья достают из недр памяти и прижимают к груди. Потому что такие эмоции можно вообще за всю жизнь не испытать, и никто не знает, что лучше. Может, если их не испытывать и жить потом проще, а может, жизнь без них и пустая вовсе. Хоуп не думает, прикрывает глаза, дышит его запахом и подпевает Джареду (Джаред Лето - солист Thirty Seconds To Mars). Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком реально, чтобы быть миражом.

— После автострады заезжаешь в спальный район, я сойду после второго дома.

— Как скажешь, — Техен больше не спорит и не напирает. Сегодня будет так, как хочет омега, не хочется его злить и заставлять выпускать колючки, таким он нравится больше. Сидит в кресле, мурлычет, и альфа борется с собой, чтобы не притянуть к себе. Хочется приласкать настолько, что подушечки пальцев покалывает. Этот котенок уличный и дикий, он вечно ощетинившийся, а сейчас он домашний и мягкий, и даже блядский наряд его не портит.

— Дай мне номер.

— Не надо.

— Надо.

— Пожалуйста.

— Хорошо.

Слишком грустное пожалуйста. Это не набивание цены и не кокетство. Это побег. От кого и от чего бежит омега, Техен пока не знает, но узнает. Значит, рано пока, значит, не стоит.

— Вот здесь я сойду, — Хосок отстегивает ремень и тянется к дверце. — Спасибо, что подвез.

Омега открывает дверцу, но Ким хватает его за руку, тянет на себя и целует. Легонько касается губ, боясь открыть уже затянувшуюся ранку, оставленную тем уродом на парковке, и отпускает.

Хосок молча выходит из машины и сразу бежит во дворы. Невыносимо прекрасно. Хосока распирает. Он перепрыгивает через кочки, срезает путь через детскую площадку, и только добежав до своего блока, останавливается и, согнувшись, пытается отдышаться. Присаживается на полуразрушенную лавочку и думает, что хорошо бы пойти переодеться, подняться и покормить папу, но не хочется ничего.