Улыбка бога Птах

– Чего нашел? – все подошли к яме.

– А вот это ребятки называется «затворный камень», – обтирая камень и показывая его поверхность, пояснил Редактор, – Такими камнями затворяли, закрывали от дурных людей усыпальницы. Да еще и клали на этот камень заклятие. Типа проклятия гробницы Тимура.

– Или там проклятия фараонов, – вставил Продюсер.

– Да много разного, – согласился Редактор, – Обычно это самое проклятие или имя хозяина гробницы было на камне. Давай, прыгай сюда. Посмотрим. Сдается мне и тут чего-то есть.

На темной, почти черной поверхности валуна различались то ли буквы, то ли руны, то иероглифы. Оператор достал из кофра кинокамеры кисточку и стал очищать их. Камень был большой, и складывалось впечатление, что его обжигали в печи. Верхняя корочка была какой-то оплавленной, как на изразцах. Наконец стали проступать очертания надписи. Первым очистили подобие копья, знак «I», затем знак «S». Слева появилась буквица «G». После недолгой расчистки, явственно стал виден трезубец, составленный из этих букв.

– Что скажешь на этот счет, – серьезно спросил Продюсер, глядя на Редактора.

– Пока так. Версии. Что трезубец знак Трояна или Змея – это вне сомнения. Дальше ребятки вопросы, ответы, опять вопросы и совсем другие ответы. С древних времен сильные мира сего имели свои магические знаки, в которых зашифровывали имена. Или это может быть оберег, так сказать заговор на камне. Эти символы напоминают плетеную магическую ветвь. То, что здесь крест никакого значения не имеет. Еще в дохристианские времена крест использовался в самых разных значениях как символ бога дождя, бога солнца, для обозначения элементов, из которых сотворен мир: земли, огня, воздуха, воды. На него были нанизаны магические знаки как на основу. Это к слову. А точнее. Это самое копье и этот самый «S», который может быть отображением змея – вопрос первый. Они могут означать битву Змея с кем-то. Или, например, лозунг – Победа и смерть! Или Солнце и Лед. Или еще как. А всякая версия имеет место быть, выражаясь научным языком. Все что я могу сказать, это то, что здесь действительно лежит кто-то достаточно серьезный, что это усыпальница, и что создана она для того, кто победил и усоп в большой битве. Вполне возможно, что это князь Рюрик. И вполне возможно, что дальше нам надо ехать в Питер.

Глава 7. Ногою твердой стать при море…

– А почему в Питер? Позвольте узнать? – спросил Продюсер, просматривая отснятый Оператором материал.

– Да так, как-то, – неопределенно ответил Редактор, – Скорее всего, в Питере есть разгадка этого ребуса.

– Так все-таки, почему именно в Питере? – не угомонился Продюсер, – Почему не в Новгороде, например? Или там, в Старой Ладоге?

– А хрен его знает! – не выдержал Редактор, – Сам не знаю! А чем ты категорически против Питера?

– Я? Ничем, – примирительно поднял ладони вверх Продюсер, – Ежели благородное собрание не против, то хоть в Лондон.

– Кстати в Лондон интересней, – вставил Оператор.

– Но все-таки, – опять встрял Продюсер, – Аргументируйте аргументом, сэр.

– Не могу, – сдался Редактор, – пока не могу.

– Очень конкретно. А главное весомо, грубо, зримо, – кивнул Продюсер, – Едем в Питер. Пойду, вещички уложу поаккуратней, как никак километров 400 гнать.

Он начал спускаться с кургана к машине.

– Банкир, – повернулся Редактор к Банкиру, – Ты камень прикопай, и там дерном уложи, что бы не заметно было.

– Сделаем командор, – откликнулся Банкир, и стал засыпать камень со знаками Рюрика землей.

Оператор уложил свой волшебный глаз в кофр и тоже стал спускаться. Редактор подошел к дубку, растущему почти на самой вершине, и сел, прислонившись спиной к шершавому стволу. Задумался. Действительно, зачем им в Питер? Начал прикидывать в голове мысли и версии. Опять вспомнил Пушкина «Руслана и Людмилу». Как там?

С подъятой, грозною десницей
И в щёку тяжкой рукавицей
С размаха голову разит.

И степь ударом огласилась;

Кругом росистая трава
Кровавой пеной обагрилась,
И, зашатавшись, голова

Перевернулась, покатилась,

И шлем чугунный застучал.
Тогда на месте опустелом
МЕЧ богатырский засверкал.

Так. Там, значит, под Головой был меч. А здесь что? Под нашим курганом? Черт его знает! Хотя вот, меч. Это символ! Символ чего? Да чего хочешь. Хоть мужского начала, хоть Святого Грааля. И так меч, и так меч. Что я волхв, что ли? Любомудр, как их в старину называли. И он тут же вспомнил опять Пушкина, но теперь уже «Песнь о Вещем Олеге».