Улыбка бога Птах

Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе.

Да! Я не волхв. Не, как это у Александра Сергеевича, «кудесник любимец богов». Вынес он окончательный итог. А посему жребия своего не вижу, но чувствую, что надо двигать в Питер. А меч, что лежал под Головой ведь куда-то показывал своим острием. Интересно куда? Интересно, в какую сторону?

Из мёртвой главы гробовая змея
Шипя между тем выползала…

Опять вспомнил он Пушкина. А причем здесь змея? Или Змей. Совсем запутался.

От размышлений его отвлекла зазвучавшая где-то сверху плачущая песня скрипки. «А скрипка-то тут при чем?» – подумал Редактор, машинально поднимая взгляд вверх. Под голубым куполом зала с разбросанными по нему золотыми звездами и парящими среди них ангелочками, на хорах, стоял струнный оркестр, начавший по мановению палочки дирижера, играть вступление к чему-то тонкому и тоскливому.

– Друг мой! – услышал он со спины, – Пойдемте отсюда. Пойдемте к гусарам, а то эта тоска меня вгонит в окончательный сплин.

Редактор обернулся. Сзади к нему подходил Александр Сергеевич. Тот самый Александр Сергеевич автор «Руслана и Людмилы», великий светоч русской поэзии. Фалды его фрака разлетелись от быстрой ходьбы, но при этом руки были раскрыты для объятий, и на губах играла улыбка, иногда сменявшаяся кривой усмешкой при звуках скрипки.

– Друг мой, – поэт обнял Редактора, – Пойдемте к Денису. Пойдемте. От него ухарство и озорство, а здесь тоска и жеманство. Коли Вам это нравиться я не настаиваю, но право дело, там шампанское, там гитара, а тут…Право дело, – и он уже тянул его за рукав.

– Пойдемте, Александр Сергеевич, – согласился Редактор, – Вы правы как никогда. У Дениса раздолье, а тут один шарман.

Пушкин радостно повернулся на каблуках и пошел сквозь толпу в дальнюю залу, где в окружении дам и товарищей по полку, перебирал струны гитары любимец салонов Денис Давыдов. Поэт влетел в залу, обнял Дениса, не смотря на мешавшую ему гитару, и, повернувшись к Редактору, вскинул руку и продекламировал.

Певец-гусар, ты пел биваки,
Раздолье ухарских пиров
И грозную потеху драки,
И завитки своих усов.
С веселых струн во дни покоя
Походную сдувая пыль,
Ты славил, лиру перестроя,
Любовь и мирную бутыль.

– Каково? – повернулся он к Давыдову.

– Ты льстишь мне Саша, – прогудел гусар.

– Все так, все так, – быстро остановил его поэт. Повернулся к Редактору, – Отойдем, друг мой. Отойдем. Пусть поет, А я вам кое-что прочту.

Редактор отошел с ним в дальний конец залы сел на оттоманку. В голове его крутилась масса вопросов, которые он должен был задать и услышать ответ. Но этот вихрь с курчавой головой и бакенбардами уже закрутил его в своей круговерти и понес туда, куда было надо только ему. Он всегда всех нес туда, куда было нужно ему, только ему и никому другому.

– Как Вам такое начало? – сразу же, как только они чокнулись шампанским, задал он вопрос. Не дожидаясь ответа прочитал, – На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн, и вдаль глядел. Пред ним широко река неслася…

– Прекрасно Александр Сергеевич. Это о Петре Великом, – поддержал его Редактор, сразу вспоминая вступление к «Медному всаднику».

– О чем Вы, друг мой? Причем тут Великий Петр? О Петре будет дальше, существенней дальше, – вскочил поэт, – Это об Александре Невском! Об основателе Града! Слушайте, как там будет дальше, – он опять сел, шепотом продолжил – По мшистым, топким берегам чернели избы здесь и там, приют убогого чухонца. И лес, неведомый лучам в тумане спрятанного солнца, кругом шумел…. То есть, это только начало! А вы – Петр!

– Но ведь Санкт-Петербург основал Петр? – попытался возразить Редактор.

– Может быть, может быть, – скороговоркой ответил Пушкин, крутя на пальце странный перстень с черепом и костями, – Может быть Город Святого Петра…. Но град-то до этого стоял. Великий Град на краеугольном камне. На Алатырь-камне, как говаривала Арина Родионовна, няня моя. Так что, друг мой. Свежо предание, да вериться с трудом…. Ну. Пойдемте к Денису. Он новый романс сейчас будет петь, – и он резко встал и побежал к гусарам.

Неожиданно поэт повернулся и подскочил к Редактору.

– А что Петр? Он может, и встал здесь при море. Но не первый, далеко не первый! И наступив на того Змея, что здесь всегда был опорой. Может быть, сей Змей стал и ему опорой…, – он не договорил, повернулся и убежал.